7 Прощёных воскресений в русской литературе

Последний день разудалой, широкой Масленицы – это уже приготовление к самому строгому, самому долгому Великому Посту. Удивительный день вобрал в себя и органично соединил оба полюса русской культуры, мифологический и религиозный. Потому так разнообразно описано Прощёное воскресенье в произведениях русской литературы.

1

«Прощай, честная Маслена!» (Александр Островский, «Снегурочка»)

В пьесе Александра Островского «Снегурочка» действие происходит в стране берендеев, для которых Прощёное воскресенье – это исключительно проводы зимы и встреча весны. Масленица «сладко, воложно нас кормила, суслом, бражкой поила», мы, берендеи, благодарны ей и хотели бы продлить хоть на денёк веселье, но пришло время спрятать её в лес подальше, сжечь, собраться на Красной горке и совершить языческий обряд.

Вместо привычной для современного сознания борьбы времён года, зимы и весны, в сказке показана гармоничная их смена. Чучело Масленицы, сгорая, обещает вернуться вскоре – когда придёт её пора.

2

Средневековое двуединство (Алексей Ремизов, «Бесовское действо»)

В другом драматическом произведении – пьесе Алексея Ремизова «Бесовское действо» - показан не столько сам обряд сжигания чучела, сколько народные гуляния, достигающие своего апогея именно в воскресенье, последний день Масленицы. В то же время Ремизов стремился показать неразрывную связь христианского и языческого в народном сознании – поэтому в эпизоде Прощёного воскресенья умещаются и описание разгула, и исполнение монахами, выходящими из трапезной, аскетического, покаянного «Плача Адама». Плач этот известен на Руси едва ли не с первых веков христианства. Во многих редакциях он заканчивается словами: «Увы мне грешному, помилуй мя падшаго!» - то есть, мольбой о прощении.
3

Волшебный день (Иван Шмелев, «Лето Господне»)

В романе Ивана Шмелёва Прощёное воскресенье показано глазами ребёнка, только приобщающегося к национальным традициям, но уже ощущающего душевную связь с другими людьми. Оттого так искренне, так ярко, так волшебно описан этот день. Прощёное воскресенье для шестилетнего мальчика – это таинство, где каждая вещь наполнена смыслами, и каждый человек чувствует эти смыслы. Даже просьба простить здесь – не просьба, а ритуал: «Он кланяется мне в ноги и говорит - "прости меня, милок, Христа ради". Я знаю, что надо делать, хоть и стыдно очень: падаю ему в ноги, говорю "Бог простит, прости и меня, грешного", и мы стукаемся головами и смеемся».

4

Страшный день (Иван Бунин, «Жизнь Арсеньева»)

Если у Шмелёва день накануне Великого Поста заполнен и переполнен жизнью, то для Бунина это время пограничное, когда человек особенно уязвим перед лицом смерти. Воскресным вечером не оставалось и следа от масленичной недели: думалось о Страшном Суде, о Втором Пришествии, Бог знает ещё о чём – ведь всем предстояли шесть недель отказа от радостей жизни, за которой следовала «Страстная неделя, когда умирал даже Сам Спаситель». «Все как бы разлучались друг с другом, думая и боясь, как бы и впрямь не оказалась эта ночь нашей последней ночью на земле».

5

«Вечер был мирный, солнечный» (Иван Бунин, «Чистый понедельник»)

Религиозность, которой, кажется, нет места в жизни героини «Чистого понедельника», для неё также естественна, как ужины в ресторанах, капустники МХАТа, лекции Андрея Белого, катание в санях, дом Грибоедова или могила Чехова. Жизнь духовная московской красавицы, купеческой дочери, протекает параллельно жизни мирской – и, в конце концов, оказывается прочнее, сильнее, весомее. Вечером Прощёного воскресенья она везёт возлюбленного в Новодевичий монастырь, по памяти приводит отрывки из летописей – всё это кажется причудой, до тех пор пока она не решает уйти в монастырь.

6

Вечер любви (Лев Толстой, «После бала»)

В рассказе Толстого, как и в рассказе Бунина, основное действие происходит в Чистый понедельник. Прощёное воскресенье – день подготовительный: герой влюблён, он буквально окрылён счастьем, он ещё не знает, что завтрашним утром произойдёт событие, которое перевернёт его жизнь. Он на балу, танцует с прекрасной дочерью завтрашнего палача, любуется её танцем с отцом, любуется ею, купается в своём чувстве. Толстой возводит героя на вершину счастья, чтобы через несколько часов обрушить на него всю тяжесть реальной жизни – также как обрушается на вчерашнего гуляку Великий Пост.
7
Заговенье (Антон Чехов, «Накануне поста»)

В Прощёном воскресенье Чехова нет ни следа от Прощёного воскресенья. Действия героев рассказа «Накануне поста» автоматизированы. Мещанство высасывает смысл даже из таинства заговенья, превращая его в приём пищи, когда «есть никому не хочется, у всех желудки переполнены, но есть все-тaки нужно». Кухарка, внезапно появляясь из кухни, бухается хозяину дома в ноги и просит прощения. Он равнодушно отвечает ей. Сипло кашляют в столовой часы.

Григорий Саблин

источник: http://russian7.ru/post/7-pros...

святитель Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ Симферопольский, исповедник

"Я полюбил страдание..." Автобиография

В 1916 году, живя в Переславле, я защитил в Москве докторскую диссертацию о регионарной анестезии. Оппонентами были профессор Мартынов, приват-доцент топографической анатомии и оперативной хирургии, фамилии которого не помню, и профессор Карузин.

   Интересен был отзыв профессора Мартынова. Он сказал: "Мы привыкли к тому, что докторские диссертации пишутся обычно на заданную тему с целью получения высших назначений по службе и научная ценность их невелика. Но когда я читал вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил ее". А профессор Карузин, очень взволнованный, подбежал ко мне и, потрясая мою руку, усердно просил прощения в том, что не интересовался моей работой на чердаке, где хранятся черепа, и не подозревал, что там создается такая блестящая работа.

 У земского врача, каким я был тринадцать лет, воскресные и праздничные дни самые занятые и обремененные огромной работой. Поэтому я не имел возможности ни в Любаже, ни в Романовке, ни в Переславле-Залесском бывать на богослужениях в церкви и многие годы не говел. Однако в последние годы моей жизни в Переславле я с большим трудом нашел возможность бывать в соборе, где у меня было свое постоянное место, и это возбудило большую радость среди верующих Переславля.

В своих покаянных молитвах я усердно просил у Бога прощения за это двухлетнее продолжение работы по хирургии, но однажды моя молитва была остановлена голосом из неземного мира: "В этом не кайся!" И я понял, что "Очерки гнойной хирургии" были угодны Богу, ибо в огромной степени увеличили силу и значение моего исповедания имени Христова в разгар антирелигиозной пропаганды.
     10 февраля 1936 года скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг митрополит Арсений. С Преосвященным Арсением у меня были самые близкие и дружеские отношения. Он любил моих детей и Софию Сергеевну и часто бывал у них. Он подарил мне две свои фотокарточки, на одной из которых написал: Жертве за жертву (Флп. 2; 17) , а на другой: тобою, брат, успокоены сердца святых (Флм.1; 7). Снимался и вместе со мной. Он очень внимательно слушал мои проповеди и высоко ценил их. О себе он говорил, что исполнил все, предназначенное ему Богом, и потому ждал смерти.

"Мудрость человеческая заслонила вечное и премудрое. Соборы провидели всю историю, знали, какие ужасы будут творить сидящие на Патриарших престолах, сколько будет борьбы, жестокости, неправды, недопустимых компромиссов, граничащих с преступлением, и знали какой это будет соблазн для человеческих душ, подобный тому, в который вовлек я вас... они премудро оградили человеческие души от этих соблазнов строжайшими канонами, что не признавать можно только тогда, когда извращается догмат веры... Как случилось, что у меня открылась вполне истина — рассказать почти невозможно, но знайте, что это имеет прямое отношение к моему концу, и, может быть, Господь меня сохранил перед смертью и дал возможность принести покаяние... Это страшно, это непосильно человеку — совесть, — такая страшная вещь. Она возлагает такие ужасающие бремена, но без нее нельзя жить".

 Умер о. Валентин Свенцицкий 20 октября 1931 г. , получив полное прощение от митрополита Сергия. Тело почившего разрешили перевезти в Москву. Во время заупокойных богослужений нескончаемым потоком шел народ ко гробу.

 "Приводим церковь в благолепный вид... Работа в госпитале идет отлично... Читаю лекции врачам о гнойных артритах... Свободных дней почти нет. По субботам два часа принимаю в поликлинике. Дома не принимаю, ибо это уже совсем непосильно для меня. Но больные, особенно деревенские, приезжающие издалека, этого не понимают и называют меня безжалостным архиереем. Это очень тяжело для меня. Придется в исключительных случаях и на дому принимать", — писал он сыну и его семье.
     Со слов своей покойной подруги врача В. П. Дмитриевской, учительница-пенсионерка из Тамбова О. В. Стрельцова описывает следующий случай.

     "При обходе больных красноармейцев госпиталя Владыкой Лукой в качестве врача один больной красноармеец позволил себе нанести ему обиду, сказав — зачем здесь ходит длинноволосый. И что же получилось: в тот же вечер этому обидчику было возмездие и вразумление. Ночью в двенадцать часов случился с ним смертельный приступ, который вразумил его, и он, больной, потребовал врача с просьбой вызвать к нему профессора, то есть Владыку Луку.

  
     Он приехал ночью же, вошел в палату к больному, который со слезами просил прощения у епископа-врача за свою обиду и умолял спасти ему жизнь, так как он, больной, чувствовал уже приближение смерти. Владыка Лука дал команду немедленно приготовить все к срочной операции. Принесли больного, подготовили к операции. Владыка, как он обычно поступал в таких случаях, спросил больного, верует ли он в Бога, так как не профессор возвратит ему жизнь, а Бог рукой доктора.
     Больной, не прекращая слез, ответил, что он теперь верует и сознает, что поплатился за грубую насмешку над епископом. Владыка-профессор, сделав очень серьезную срочную операцию, возвратил больного к жизни. Этот случай очень подействовал на всех больных госпиталя".

Протодиакон О. Василий Малин, которого Владыка Лука в 1945 году рукоположил в диаконы, рассказывает: "Был среди прихожан пожилой человек, кассир, И.М. Фомин. Читал на клиросе часы. Читал плохо, неверно произносил слова. Владыка несколько раз поправлял его. Однажды после службы, когда архиепископ Лука в пятый или шестой раз объяснил ему, как произносятся некоторые церковно-славянские выражения, между ними произошел спор. Владыка Лука темпераментно размахивал богослужебной книгой и, очевидно, задел Фомина. Тот возмутился, сказал, что архиерей ударил его, и демонстративно перестал посещать церковь. Спустя некоторое время, надев крест и панагию, Тамбовский Владыка через весь город отправился к обиженному прихожанину просить прощения. Фомин не принял архиепископа. Владыка снова пошел к нему и снова не получил прощения. Кассир буквально издевался над ним. Простил он Владыку только за несколько дней до отъезда архиепископа из Тамбова".

Приближалась кончина архиепископа, он стал бледным, отказывался от пищи, тяжелые душевные переживания сказывались на состоянии Владыки. Е.П. Лейкфельд вспоминала: "Его несказанно мучил своими действиями против Церкви, постоянно неправильными, уполномоченный, человек жестокий и совершенно беспринципный". "Последнюю свою Литургию совершил на Рождество, последнюю проповедь произнес в Прощеное воскресенье. Проповеднического долга не оставлял до последней минуты, видимо, много молился...” - писала Е.П.Лейкфельд.

"Я распорядился, чтобы прощание с Владыкой не прекращалось всю ночь, — вспоминает архиепископ Михаил, — и всю ночь к собору шли люди. Дни стояли жаркие, душные, но те, кто пришли прощаться, как будто не замечали духоты. Народ теснился в соборе и вокруг него круглые сутки. В полдень тринадцатого,

Гоголь Николай Васильевич
Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем

Lib.ru/Классика:

   Славная бекеша у Ивана Ивановича! отличнейшая! А какие смушки! Фу ты, пропасть, какие смушки! сизые с морозом! Я ставлю бог знает что, если у кого-либо найдутся такие! Взгляните, ради бога, на них, -- особенно если он станет с кем-нибудь говорить, -- взгляните сбоку: что это за объядение! Описать нельзя: бархат! серебро! огонь! Господи боже мой! Николай Чудотворец, угодник божий! отчего же у меня нет такой бекеши! Он сшил ее тогда еще, когда Агафия Федосеевна не ездила в Киев. Вы знаете Агафию Федосеевну? та самая, что откусила ухо у заседателя.

   Прекрасный человек Иван Иванович! Какой у него дом в Миргороде! Вокруг него со всех сторон навес на дубовых столбах, под навесом везде скамейки. Иван Иванович, когда сделается слишком жарко, скинет с себя и бекешу и исподнее, сам останется в одной рубашке и отдыхает под навесом и глядит, что делается во дворе и на улице. Какие у него яблони и груши под самыми окнами! Отворите только окно -- так ветви и врываются в комнату. Это все перед домом; а посмотрели бы, что у него в саду! Чего там нет! Сливы, вишни, черешни, огородина всякая, подсолнечники, огурцы, дыни, стручья, даже гумно и кузница.

   Прекрасный человек Иван Иванович! Он очень любит дыни. Это его любимое кушанье. Как только отобедает и выйдет в одной рубашке под навес, сейчас приказывает Гапке принести две дыни. И уже сам разрежет, соберет семена в особую бумажку и начнет кушать. Потом велит Гапке принести чернильницу и сам, собственною рукою, сделает надпись над бумажкою с семенами: "Сия дыня съедена такого-то числа". Если при этом был какой-нибудь гость, то: "участвовал такой-то".

   Покойный судья миргородский всегда любовался, глядя на дом Ивана Ивановича. Да, домишко очень недурен. Мне нравится, что к нему со всех сторон пристроены сени и сенички, так что если взглянуть на него издали, то видны одни только крыши, посаженные одна на другую, что весьма походит на тарелку, наполненную блинами, а еще лучше на губки, нарастающие на дереве. Впрочем, крыши все крыты очеретом; ива, дуб и две яблони облокотились на них своими раскидистыми ветвями. Промеж дерев мелькают и выбегают даже на улицу небольшие окошки с резными выбеленными ставнями.

   Прекрасный человек Иван Иванович! Его знает и комиссар полтавский! Дорош Тарасович Пухивочка, когда едет из Хорола, то всегда заезжает к нему. А протопоп отец Петр, что живет в Колиберде, когда соберется у него человек пяток гостей, всегда говорит, что он никого не знает, кто бы так исполнял долг христианский и умел жить, как Иван Иванович.

   Боже, как летит время! уже тогда прошло более десяти лет, как он овдовел. Детей у него не было. У Гапки есть дети и бегают часто по двору. Иван Иванович всегда дает каждому из них или по бублику, или по кусочку дыни, или грушу. Гапка у него носит ключи от комор и погребов; от большого же сундука, что стоит в его спальне, и от средней коморы ключ Иван Иванович держит у себя и не любит никого туда пускать. Гапка, девка здоровая, ходит в запаске, с свежими икрами и щеками.

   А какой богомольный человек Иван Иванович! Каждый воскресный день надевает он бекешу и идет в церковь. Взошедши в нее, Иван Иванович, раскланявшись на все стороны, обыкновенно помещается на крылосе и очень хорошо подтягивает басом. Когда же окончится служба, Иван Иванович никак не утерпит, чтоб не обойти всех нищих. Он бы, может быть, и не хотел заняться таким скучным делом, если бы не побуждала его к тому природная доброта.

   -- Здорово, небого! [Бедная -- Прим. Н.В.Гоголя] -- обыкновенно говорил он, отыскавши самую искалеченную бабу, в изодранном, сшитом из заплат платье. -- Откуда ты, бедная?

   -- Я, паночку, из хутора пришла: третий день, как не пила, не ела, выгнали меня собственные дети.

   -- Бедная головушка, чего ж ты пришла сюда?

   -- А так, паночку, милостыни просить, не даст ли кто-нибудь хоть на хлеб.

   -- Гм! что ж, тебе разве хочется хлеба? -- обыкновенно спрашивал Иван Иванович.

   -- Как не хотеть! голодна, как собака.

   -- Гм! -- отвечал обыкновенно Иван Иванович. -- Так тебе, может, и мяса хочется?

   -- Да все, что милость ваша даст, всем буду довольна.

   -- Гм! разве мясо лучше хлеба?

   -- Где уж голодному разбирать. Все, что пожалуете, все хорошо.

   При этом старуха обыкновенно протягивала руку.

   -- Ну, ступай же с богом, -- говорил Иван Иванович. -- Чего ж ты стоишь? ведь я тебя не бью! -- и, обратившись с такими расспросами к другому, к третьему, наконец возвращается домой или заходит выпить рюмку водки к соседу Ивану Никифоровичу, или к судье, или к городничему.

   Иван Иванович очень любит, если ему кто-нибудь сделает подарок или гостинец. Это ему очень нравится.

   Очень хороший также человек Иван Никифорович. Его двор возле двора Ивана Ивановича. Они такие между собою приятели, какие свет не производил. Антон Прокофьевич Пупопуз, который до сих пор еще ходит в коричневом сюртуке с голубыми рукавами и обедает по воскресным дням у судьи, обыкновенно говорил, что Ивана Никифоровича и Ивана Ивановича сам черт связал веревочкой. Куда один, туда и другой плетется.

   Иван Никифорович никогда не был женат. Хотя проговаривали, что он женился, но это совершенная ложь. Я очень хорошо знаю Ивана Никифоровича и могу сказать, что он даже не имел намерения жениться. Откуда выходят все эти сплетни? Так, как пронесли было, что Иван Никифорович родился с хвостом назади. Но эта выдумка так нелепа и вместе гнусна и неприлична, что я даже не почитаю нужным опровергать пред просвещенными читателями, которым, без всякого сомнения, известно, что у одних только ведьм, и то у весьма немногих, есть назади хвост, которые, впрочем, принадлежат более к женскому полу, нежели к мужескому.

   Несмотря на большую приязнь, эти редкие друзья не совсем были сходны между собою. Лучше всего можно узнать характеры их из сравнения: Иван Иванович имеет необыкновенный дар говорить чрезвычайно приятно. Господи, как он говорит! Это ощущение можно сравнить только с тем, когда у вас ищут в голове или потихоньку проводят пальцем по вашей пятке. Слушаешь, слушаешь -- и голову повесишь. Приятно! чрезвычайно приятно! как сон после купанья. Иван Никифорович, напротив; больше молчит, но зато если влепит словцо, то держись только: отбреет лучше всякой бритвы. Иван Иванович худощав и высокого роста; Иван Никифорович немного ниже, но зато распространяется в толщину. Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз; голова Ивана Никифоровича на редьку хвостом вверх. Иван Иванович только после обеда лежит в одной рубашке под навесом; ввечеру же надевает бекешу и идет куда-нибудь -- или к городовому магазину, куда он поставляет муку, или в поле ловить перепелов. Иван Никифорович лежит весь день на крыльце, -- если не слишком жаркий день, то обыкновенно выставив спину на солнце, -- и никуда не хочет идти. Если вздумается утром, то пройдет по двору, осмотрит хозяйство, и опять на покой. В прежние времена зайдет, бывало, к Ивану Ивановичу. Иван Иванович чрезвычайно тонкий человек и в порядочном разговоре никогда не скажет неприличного слова и тотчас обидится, если услышит его. Иван Никифорович иногда не обережется; тогда обыкновенно Иван Иванович встает с места и говорит: "Довольно, довольно, Иван Никифорович; лучше скорее на солнце, чем говорить такие богопротивные слова". Иван Иванович очень сердится, если ему попадется в борщ муха: он тогда выходит из себя -- и тарелку кинет, и хозяину достанется. Иван Никифорович чрезвычайно любит купаться и, когда сядет по горло в воду, велит поставить также в воду стол и самовар, и очень любит пить чай в такой прохладе. Иван Иванович бреет бороду в неделю два раза; Иван Никифорович один раз. Иван Иванович чрезвычайно любопытен. Боже сохрани, если что-нибудь начнешь ему рассказывать, да не доскажешь! Если ж чем бывает недоволен, то тотчас дает заметить это. По виду Ивана Никифоровича чрезвычайно трудно узнать, доволен ли он или сердит; хоть и обрадуется чему-нибудь, то не покажет. Иван Иванович несколько боязливого характера. У Ивана Никифоровича, напротив того, шаровары в таких широких складках, что если бы раздуть их, то в них можно бы поместить весь двор с амбарами и строением. У Ивана Ивановича большие выразительные глаза табачного цвета и рот несколько похож на букву ижицу (Ѵ, ѵ (и́жица)); у Ивана Никифоровича глаза маленькие, желтоватые, совершенно пропадающие между густых бровей и пухлых щек, и нос в виде спелой сливы. Иван Иванович если попотчивает вас табаком, то всегда наперед лизнет языком крышку табакерки, потом щелкнет по ней пальцем и, поднесши, скажет, если вы с ним знакомы: "Смею ли просить, государь мой, об одолжении?"; если же незнакомы, то: "Смею ли просить, государь мой, не имея чести знать чина, имени и отечества, об одолжении?" Иван же Никифорович дает вам прямо в руки рожок свой и прибавит только: "Одолжайтесь". Как Иван Иванович, так и Иван Никифорович очень не любят блох; и оттого ни Иван Иванович, ни Иван Никифорович никак не пропустят жида с товарами, чтобы не купить у него эликсира в разных баночках против этих насекомых, выбранив наперед его хорошенько за то, что он исповедует еврейскую веру.

   Впрочем, несмотря на некоторые несходства, как Иван Иванович, так и Иван Никифорович прекрасные люди.

   Утром, это было в июле месяце, Иван Иванович лежал под навесом. День был жарок, воздух сух и переливался струями. Иван Иванович успел уже побывать за городом у косарей и на хуторе, успел расспросить встретившихся мужиков и баб, откуда, куда и почему; уходился страх и прилег отдохнуть. Лежа, он долго оглядывал коморы, двор, сараи, кур, бегавших по двору, и думал про себя: "Господи боже мой, какой я хозяин! Чего у меня нет? Птицы, строение, амбары, всякая прихоть, водка перегонная настоянная; в саду груши, сливы; в огороде мак, капуста, горох... Чего ж еще нет у меня?.. Хотел бы я знать, чего нет у меня?"

   Задавши себе такой глубокомысленный вопрос, Иван Иванович задумался; а между тем глаза его отыскали новые предметы, перешагнули чрез забор в двор Ивана Никифоровича и занялись невольно любопытным зрелищем. Тощая баба выносила по порядку залежалое платье и развешивала его на протянутой веревке выветривать. Скоро старый мундир с изношенными обшлагами протянул на воздух рукава и обнимал парчовую кофту, за ним высунулся дворянский, с гербовыми пуговицами, с отъеденным воротником; белые казимировые панталоны с пятнами, которые когда-то натягивались на ноги Ивана Никифоровича и которые можно теперь натянуть разве на его пальцы.За ними скоро повисли другие, в виде буквы Л. Потом синий козацкий бешмет, который шил себе Иван Никифорович назад тому лет двадцать, когда готовился было вступить в милицию и отпустил было уже усы. Наконец, одно к одному, выставилась шпага, породившая на шпиц, торчавший в воздухе. Потом завертелись фалды чего-то похожего на кафтан травяно-зеленого цвета, с медными пуговицами величиною в пятак. Из-за фалд выглянул жилет, обложенный золотым позументом, с большим вырезом напереди. Жилет скоро закрыла старая юбка покойной бабушки, с карманами, в которые можно было положить по арбузу. Все, мешаясь вместе, составляло для Ивана Ивановича очень занимательное зрелище, между тем как лучи солнца, охватывая местами синий или зеленый рукав, красный обшлаг или часть золотой парчи, или играя на шпажном шпице, делали его чем-то необыкновенным, похожим на тот вертеп, который развозят по хуторам кочующие пройдохи. Особливо когда толпа народа, тесно сдвинувшись, глядит на царя Ирода в золотой короне или на Антона, ведущего козу; за вертепом визжит скрыпка; цыган бренчит руками по губам своим вместо барабана, а солнце заходит, и свежий холод южной ночи незаметно прижимается сильнее к свежим плечам и грудям полных хуторянок.

   Скоро старуха вылезла из кладовой, кряхтя и таща на себе старинное седло с оборванными стременами, с истертыми кожаными чехлами для пистолетов, с чепраком когда-то алого цвета, с золотым шитьем и медными бляхами.

   "Вот глупая баба! -- подумал Иван Иванович, -- она еще вытащит и самого Ивана Никифоровича проветривать!"

   И точно: Иван Иванович не совсем ошибся в своей догадке. Минут через пять воздвигнулись нанковые шаровары Ивана Никифоровича и заняли собою почти половину двора. После этого она вынесла еще шапку и ружье.

   "Что ж это значит? -- подумал Иван Иванович, -- я не видел никогда ружья у Ивана Никифоровича. Что ж это он? стрелять не стреляет, а ружье держит! На что ж оно ему? А вещица славная! Я давно себе хотел достать такое. Мне очень хочется иметь это ружьецо; я люблю позабавиться ружьецом".

   -- Эй, баба, баба! -- закричал Иван Иванович, кивая пальцем.

   Старуха подошла к забору.

   -- Что это у тебя, бабуся, такое?

   -- Видите сами, ружье.

   -- Какое ружье?

   -- Кто его знает какое! Если б оно было мое, то я, может быть, и знала бы, из чего оно сделано. Но оно панское.

   Иван Иванович встал и начал рассматривать ружье со всех сторон и позабыл дать выговор старухе за то, что повесила его вместе с шпагою проветривать.

   -- Оно, должно думать, железное, -- продолжала старуха.

   -- Гм! железное. Отчего ж оно железное? -- говорил про себя Иван Иванович. -- А давно ли оно у пана?

   -- Может быть, и давно.

   -- Хорошая вещица -- продолжал Иван Иванович. -- Я выпрошу его. Что ему делать с ним? Или променяюсь на что-нибудь. Что, бабуся, дома пан?

   -- Дома.

   -- Что он? лежит?

   -- Лежит.

   -- Ну, хорошо; я приду к нему.

   Иван Иванович оделся, взял в руки суковатую палку от собак, потому что в Миргороде гораздо более их попадается на улице, нежели людей, и пошел.

   Двор Ивана Никифоровича хотя был возле двора Ивана Ивановича и можно было перелезть из одного в другой через плетень, однако ж Иван Иванович пошел улицею. С этой улицы нужно было перейти в переулок, который был так узок, что если случалось встретиться в нем двум повозкам в одну лошадь, то они уже не могли разъехаться и оставались в таком положении до тех пор, покамест, схвативши за задние колеса, не вытаскивали их каждую в противную сторону на улицу. Пешеход же убирался, как цветами, репейниками, росшими с обеих сторон возле забора. На этот переулок выходили с одной стороны сарай Ивана Ивановича, с другой -- амбар, ворота и голубятня Ивана Никифоровича.

   Иван Иванович подошел к воротам, загремел щеколдой: извнутри поднялся собачий лай; но разношерстная стая скоро побежала, помахивая хвостами, назад, увидевши, что это было знакомое лицо. Иван Иванович перешел двор, на котором пестрели индейские голуби, кормимые собственноручно Иваном Никифоровичем, корки арбузов и дынь, местами зелень, местами изломанное колесо, или обруч из бочки, или валявшийся мальчишка в запачканной рубашке, -- картина, которую любят живописцы! Тень от развешанных платьев покрывала почти весь двор и сообщала ему некоторую прохладу. Баба встретила его поклоном и, зазевавшись, стала на одном месте. Перед домом охорашивалось крылечко с навесом на двух дубовых столбах -- ненадежная защита от солнца которое в это время в Малороссии не любит шутить и обливает пешехода с ног до головы жарким потом. Из этого можно было видеть, как сильно было желание у Ивана Ивановича приобресть необходимую вещь, когда он решился выйти в такую пору, изменив даже своему всегдашнему обыкновению прогуливаться только вечером.

   Комната, в которую вступил Иван Иванович, была совершенно темна, потому что ставни были закрыты, и солнечный луч, проходя в дыру, сделанную в ставне, принял радужный цвет и, ударяясь в противостоящую стену, рисовал на ней пестрый ландшафт из очеретяных крыш, дерев и развешанного на дворе платья, все только в обращенном виде. От этого всей комнате сообщался какой-то чудный полусвет.

   -- Помоги бог!- сказал Иван Иванович.

   -- А! здравствуйте, Иван Иванович! -- отвечал голос из угла комнаты. Тогда только Иван Иванович заметил Ивана Никифоровича, лежащего на разостланном на полу ковре. -- Извините, что я перед вами в натуре.

   Иван Никифорович лежал безо всего, даже без рубашки.

   -- Ничего. Почивали ли вы сегодня, Иван Никифорович?

   -- Почивал. А вы почивали, Иван Иванович?

   -- Почивал.

   -- Так вы теперь и встали?

   -- Я теперь встал? Христос с вами, Иван Никифорович! как можно спать до сих пор! Я только что приехал из хутора. Прекрасные жита по дороге! восхитительные! и сено такое рослое, мягкое, злачное!

   -- Горпина! -- закричал Иван Никифорович, -- принеси Ивану Ивановичу водки да пирогов со сметаною.

   -- Хорошее время сегодня.

   -- Не хвалите, Иван Иванович. Чтоб его черт взял! некуда деваться от жару.

   -- Вот-таки нужно помянуть черта. Эй, Иван Никифорович! Вы вспомните мое слово, да уже будет поздно: достанется вам на том свете за богопротивные слова.

   -- Чем же я обидел вас, Иван Иванович? Я не тронул ни отца, ни матери вашей. Не знаю, чем я вас обидел.

   -- Полно уже, полно, Иван Никифорович!

   -- Ей-богу, я не обидел вас, Иван Иванович!

   -- Странно, что перепела до сих пор нейдут под дудочку.

   -- Как вы себе хотите, думайте, что вам угодно, только я вас не обидел ничем.

   -- Не знаю, отчего они нейдут, -- говорил Иван Иванович, как бы не слушая Ивана Никифоровича. -- Время ли не приспело еще, только время, кажется, такое, какое нужно.

   -- Вы говорите, что жита хорошие?

   -- Восхитительные жита, восхитительные!

   За сим последовало молчание.

   -- Что эти вы, Иван Никифорович, платье развешиваете? -- наконец сказал Иван Иванович.

   -- Да, прекрасное, почти новое платье загноила проклятая баба. Теперь проветриваю; сукно тонкое, превосходное, только вывороти -- и можно снова носить.

   -- Мне там понравилась одна вещица, Иван Никифорович.

   -- Какая?

   -- Скажите, пожалуйста, на что вам это ружье, что выставлено выветривать вместе с платьем? -- Тут Иван Иванович поднес табаку. -- Смею ли просить об одолжении?

   -- Ничего, одолжайтесь! я понюхаю своего! -- При этом Иван Никифорович пощупал вокруг себя и достал рожок. -- Вот глупая баба, так она и ружье туда же повесила! Хороший табак жид делает в Сорочинцах. Я не знаю, что он кладет туда, а такое душистое! На канупер немножко похоже. Вот возьмите, раздуйте немножко во рту. Не правда ли, похоже на канупер? Возьмите, одолжайтесь!

   -- Скажите, пожалуйста, Иван Никифорович, я все насчет ружья:что вы будете с ним делать? ведь оно вам не нужно.

   -- Как не нужно? а случится стрелять?

   -- Господь с вами, Иван Никифорович, когда же вы будете стрелять? Разве по втором пришествии. Вы, сколько я знаю и другие запомнят, ни одной еще качки [То есть утки -- Прим. Н.В.Гоголя] не убили, да и ваша натура не так уже господом богом устроена, чтоб стрелять. Вы имеете осанку и фигуру важную. Как же вам таскаться по болотам, когда ваше платье, которое не во всякой речи прилично назвать по имени, проветривается и теперь еще, что же тогда? Нет, вам нужно иметь покой, отдохновение.(Иван Иванович, как упомянуто выше, необыкновенно живописно говорил, когда нужно было убеждать кого. Как он говорил! Боже, как он говорил!) Да, так вам нужны приличные поступки. Послушайте, отдайте его мне!

   -- Как можно! это ружье дорогое. Таких ружьев теперь не сыщете нигде. Я, еще как собирался в милицию, купил его у турчина. А теперь бы то так вдруг и отдать его? Как можно? это вещь необходимая.

   -- На что же она необходимая?

   -- Как на что? А когда нападут на дом разбойники... Еще бы не необходимая. Слава тебе господи! теперь я спокоен и не боюсь никого. А отчего? Оттого, что я знаю что у меня стоит в коморе ружье

   -- Хорошее ружье! Да у него, Иван Никифорович, замок испорчен.

   -- Что ж, что испорчен? Можно починить. Нужно только смазать конопляным маслом, чтоб не ржавел.

   -- Из ваших слов, Иван Никифорович, я никак не вижу дружественного ко мне расположения. Вы ничего не хотите сделать для меня в знак приязни.

   -- Как же это вы говорите, Иван Иванович, что я вам не оказываю никакой приязни? Как вам не совестно! Ваши волы пасутся на моей степи, и я ни разу не занимал их. Когда едете в Полтаву,всегда просите у меня повозки, и что ж? разве я отказал когда? Ребятишки ваши перелезают чрез плетень в мой двор и играют с моими собаками -- я ничего не говорю: пусть себе играют, лишь бы ничего не трогали! пусть себе играют!

   -- Когда не хотите подарить, так, пожалуй, поменяемся.

   -- Что ж вы дадите мне за него? -- При этом Иван Никифорович облокотился на руку и поглядел на Ивана Ивановича.

   -- Я вам дам за него бурую свинью, ту самую, что я откормил в сажу. Славная свинья! Увидите, если на следующий год она не наведет вам поросят.

   -- Я не знаю, как вы, Иван Иванович, можете это говорить, на что мне свинья ваша? Разве черту поминки делать.

   -- Опять! без черта-таки нельзя обойтись! Грех вам, ей-богу, грех, Иван Никифорович!

   -- Как же вы, в самом деле, Иван Иванович, даете за ружье черт знает что такое: свинью!

   -- Отчего же она -- черт знает что такое, Иван Никифорович ?

   -- Как же, вы бы сами посудили хорошенько. Это-таки ружье, вещь известная; а то -- черт знает что такое: свинья! Если бы вы не говорили, я бы мог это принять в обидную для себя сторону.

   -- Что ж нехорошего заметили вы в свинье?

   -- За кого же, в самом деле, вы принимаете меня? чтоб я свинью...

   -- Садитесь,садитесь!не буду уже...Пусть вам остается ваше ружье, пускай себе сгниет и перержавеет, стоя в углу в комоде, -- не хочу больше говорить о нем.

   После этого последовало молчание.

   -- Говорят, -- начал Иван Иванович, -- что три короля объявили войну царю нашему.

   -- Да, говорил мне Петр Федорович. Что ж это за война? и отчего она?

   -- Наверное не можно сказать, Иван Никифорович, за что она. Я полагаю, что короли хотят, чтобы мы все приняли турецкую веру.

   -- Вишь, дурни, чего захотели! -- произнес Иван Никифорович, приподнявши голову.

   -- Вот видите, а царь наш и объявил им за то войну. Нет, говорит, примите вы сами веру Христову!

   -- Что ж? ведь наши побьют их, Иван Иванович!

   -- Побьют. Так не хотите, Иван Никифорович, менять ружьеца?

   -- Мне странно, Иван Иванович: вы, кажется, человек, известный ученостью, а говорите, как недоросль. Что бы я за дурак такой...

   -- Садитесь, садитесь. Бог с ним! пусть оно себе околеет; не буду больше говорить!..

   В это время принесли закуску.

   Иван Иванович выпил рюмку и закусил пирогом с сметаною.

   -- Слушайте, Иван Никифорович. Я вам дам, кроме свиньи, еще два мешка овса, ведь овса вы не сеяли. Этот год все равно вам нужно будет покупать овес.

   -- Ей-богу, Иван Иванович, с вами говорить нужно, гороху наевшись. (Это еще ничего, Иван Никифорович и не такие фразы отпускает.) Где видано, чтобы кто ружье променял на два мешка овса? Небось бекеши своей не поставите.

   -- Но вы позабыли, Иван Никифорович, что я и свинью еще даю вам.

   -- Как! два мешка овса и свинью за ружье?

   -- Да что ж, разве мало?

   -- За ружье?

   -- Конечно, за ружье.

   -- Два мешка за ружье?

   -- Два мешка не пустых, а с овсом; а свинью позабыли?

   -- Поцелуйтесь с своею свиньею,а коли не хотите, так с чертом!

   -- О! вас зацепи только! Увидите: нашпигуют вам на том свете язык горячими иголками за такие богомерзкие слова. После разговору с вами нужно и лицо и руки умыть, и самому окуриться.

   -- Позвольте, Иван Иванович; ружье вещь благородная, самая любопытная забава, притом и украшение в комнате приятное...

   -- Вы, Иван Никифорович, разносились так с своим ружьем, как дурень с писаною торбою, -- сказал Иван Иванович с досадою, потому что действительно начинал уже сердиться.

   -- А вы, Иван Иванович, настоящий гусак [То есть гусь-самец -- Прим. Н.В.Гоголя].

   Если бы Иван Никифорович не сказал этого слова, то они бы поспорили между собою и разошлись, как всегда, приятелями; но теперь произошло совсем другое. Иван Иванович весь вспыхнул.

   -- Что вы такое сказали, Иван Никифорович? -- спросил он, возвысив голос.

   -- Я сказал, что вы похожи на гусака, Иван Иванович!

   -- Как же вы смели, сударь, позабыв и приличие и уважение к чину и фамилии человека, обесчестить таким поносным именем?

   -- Что ж тут поносного? Да чего вы, в самом деле, так размахались руками, Иван Иванович?

   -- Я повторяю, как вы осмелились, в противность всех приличий, назвать меня гусаком?

   -- Начхать я вам на голову, Иван Иванович! Что вы так раскудахтались?

   Иван Иванович не мог более владеть собою: губы его дрожали; рот изменил обыкновенное положение ижицы, а сделался похожим на О: глазами он так мигал, что сделалось страшно. Это было у Ивана Ивановича чрезвычайно редко. Нужно было для этого его сильно рассердить.

   -- Так я ж вам объявляю, -- произнес Иван Иванович, -- что я знать вас не хочу!

   -- Большая беда! ей-богу, не заплачу от этого! -- отвечал Иван Никифорович.

   Лгал, лгал, ей-богу, лгал! ему очень было досадно это.

   -- Нога моя не будет у вас в доме

   -- Эге-ге! -- сказал Иван Никифорович, с досады не зная сам, что делать, и, против обыкновения, встав на ноги. -- Эй, баба, хлопче! -- При сем показалась из-за дверей та самая тощая баба и небольшого роста мальчик, запутанный в длинный и широкий сюртук. -- Возьмите Ивана Ивановича за руки да выведите его за двери!

   -- Как! Дворянина? -- закричал с чувством достоинства и негодования Иван Иванович. -- Осмельтесь только! подступите! Я вас уничтожу с глупым вашим паном! Ворон не найдет места вашего! (Иван Иванович говорил необыкновенно сильно, когда душа его бывала потрясена.)

   Вся группа представляла сильную картину: Иван Никифорович, стоявший посреди комнаты в полной красоте своей без всякого украшения! Баба, разинувшая рот и выразившая на лице самую бессмысленную, исполненную страха мину! Иван Иванович с поднятою вверх рукою, как изображались римские трибуны! Это была необыкновенная минута! спектакль великолепный! И между тем только один был зрителем: это был мальчик в неизмеримом сюртуке, который стоял довольно покойно и чистил пальцем свой нос.

   Наконец Иван Иванович взял шапку свою.

   -- Очень хорошо поступаете вы, Иван Никифорович! прекрасно! Я это припомню вам.

   -- Ступайте, Иван Иванович, ступайте!да глядите, не попадайтесь мне: а не то я вам, Иван Иванович, всю морду побью!

   -- Вот вам за это, Иван Никифорович! -- отвечал Иван Иванович, выставив ему кукиш и хлопнув за собою дверью, которая с визгом захрипела и отворилась снова.

   Иван Никифорович показался в дверях и что-то хотел присовокупить, но Иван Иванович уже не оглядывался и летел со двора.

 
Глава III,

ЧТО ПРОИЗОШЛО ПОСЛЕ ССОРЫ ИВАНА ИВАНОВИЧА С ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ?

   Итак, два почтенные мужа, честь и украшение Миргорода, поссорились между собою! и за что? за вздор, за гусака. Не захотели видеть друг друга, прервали все связи, между тем как прежде были известны за самых неразлучных друзей! Каждый день, бывало, Иван Иванович и Иван Никифорович посылают друг к другу узнать о здоровье и часто переговариваются друг с другом с своих балконов и говорят друг другу такие приятные речи,что сердцу любо слушать было. По воскресным дням, бывало, Иван Иванович в штаметовой бекеше, Иван Никифорович в нанковом желто-коричневом казакине отправляются почти об руку друг с другом в церковь. И если Иван Иванович, который имел глаза чрезвычайно зоркие, первый замечал лужу или какую-нибудь нечистоту посреди улицы, что бывает иногда в Миргороде, то всегда говорил Ивану Никифоровичу: "Берегитесь, не ступите сюда ногою, ибо здесь нехорошо". Иван Никифорович, с своей стороны,показывал тоже самые трогательные знаки дружбы и, где бы ни стоял далеко, всегда протянет к Ивану Ивановичу руку с рожком, примолвивши: "Одолжайтесь!" А какое прекрасное хозяйство у обоих!.. И эти два друга... Когда я услышал об этом, то меня как громом поразило! Я долго не хотел верить:боже праведный! Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем! Такие достойные люди! Что ж теперь прочно на этом свете?

   Когда Иван Иванович пришел к себе домой, то долго был в сильном волнении. Он, бывало, прежде всего зайдет в конюшню посмотреть, ест ли кобылка сено (у Ивана Ивановича кобылка саврасая, с лысинкой на лбу; хорошая очень лошадка); потом покормит индеек и поросенков из своих рук и тогда уже идет в покои, где или делает деревянную посуду (он очень искусно, не хуже токаря, умеет выделывать разные вещи из дерева), или читает книжку, печатанную у Любия Гария и Попова (названия ее Иван Иванович не помнит, потому что девка уже очень давно оторвала верхнюю часть заглавного листка, забавляя дитя), или же отдыхает под навесом. Теперь же он не взялся ни за одно из всегдашних своих занятий. Но вместо того, встретивши Гапку, начал бранить, зачем она шатается без дела, между тем как она тащила крупу в кухню; кинул палкой в петуха, который пришел к крыльцу за обыкновенной подачей; и когда подбежал к нему запачканный мальчишка в изодранной рубашонке и закричал: "Тятя, тятя, дай пряника!" -- то он ему так страшно пригрозил и затопал ногами, что испуганный мальчишка забежал бог знает куда.

   Наконец, однако ж, он одумался и начал заниматься всегдашними делами. Поздно стал он обедать и уже ввечеру почти лег отдыхать под навесом. Хороший борщ с голубями, который сварила Гапка, выгнал совершенно утреннее происшествие. Иван Иванович опять начал с удовольствием рассматривать свое хозяйство. Наконец остановил глаза на соседнем дворе и сказал сам себе: "Сегодня я не был у Ивана Никифоровича; пойду-ка к нему". Сказавши это, Иван Иванович взял палку и шапку и отправился на улицу; но едва только вышел за ворота, как вспомнил ссору, плюнул и возвратился назад. Почти такое же движение случилось и на дворе Ивана Никифоровича. Иван Иванович видел, как баба уже поставила ногу на плетень с намерением перелезть в его двор, как вдруг послышался голос Ивана Никифоровича: "Назад! назад! не нужно!" Однако ж Ивану Ивановичу сделалось очень скучно. Весьма могло быть, что сии достойные люди на другой же бы день помирились, если бы особенное происшествие в доме Ивана Никифоровича не уничтожило всякую надежду и не подлило масла в готовый погаснуть огонь вражды.

   К Ивану Никифоровичу ввечеру того же дня приехала Агафия Федосеевна. Агафия Федосеевна не была ни родственницей, ни свояченицей, ни даже кумой Ивану Никифоровичу. Казалось бы, совершенно ей незачем было к нему ездить,и он сам был не слишком ей рад; однако ж она ездила и проживала у него по целым неделям, а иногда и более. Тогда она отбирала ключи и весь дом брала на свои руки. Это было очень неприятно Ивану Никифоровичу, однако ж он, к удивлению, слушал ее, как ребенок, и хотя иногда и пытался спорить, но всегда Агафия Федосеевна брала верх.

   Я, признаюсь, не понимаю, для чего это так устроено, что женщины хватают нас за нос так же ловко, как будто за ручку чайника? Или руки их так созданы, или носы наши ни на что более не годятся. И несмотря, что нос Ивана Никифоровича был несколько похож на сливу, однако ж она схватила его за этот нос и водила за собою, как собачку. Он даже изменял при ней, невольно, обыкновенный свой образ жизни: не так долго лежал на солнце, если же и лежал, то не в натуре, а всегда надевал рубашку и шаровары, хотя Агафия Федосеевна совершенно этого не требовала. Она была неохотница до церемоний, и, когда у Ивана Никифоровича была лихорадка, она сама своими руками вытирала его с ног до головы скипидаром и уксусом. Агафия Федосеевна носила на голове чепец, три бородавки на носу и кофейный капот с желтенькими цветами. Весь стан ее похож был на кадушку, и оттого отыскать ее талию было так же трудно, как увидеть без зеркала свой нос. Ножки ее были коротенькие, сформированные на образец двух подушек. Она сплетничала, и ела вареные бураки по утрам, и отлично хорошо ругалась, -- и при всех этих разнообразных занятиях лицо ее ни на минуту не изменяло своего выражения, что обыкновенно могут показывать одни только женщины.

   Как только она проехала, все пошло навыворот.

   -- Ты, Иван Никифорович, не мирись с ним и не проси прощения: он тебя погубить хочет, это таковский человек! Ты его еще не знаешь.

   Шушукала, шушукала проклятая баба и сделала то, что Иван Никифорович и слышать не хотел об Иване Ивановиче.

   Все приняло другой вид: если соседняя собака затесалась когда на двор, то ее колотили чем ни попало; ребятишки, перелазившие через забор, возвращались с воплем, с поднятыми вверх рубашонками и с знаками розг на спине. Даже самая баба, когда Иван Иванович хотел было ее спросить о чем-то, сделала такую непристойность, что Иван Иванович, как человек чрезвычайно деликатный, плюнул и примолвил только: "Экая скверная баба! хуже своего пана!"

   Наконец, к довершению всех оскорблений, ненавистный сосед выстроил прямо против него, где обыкновенно был перелаз чрез плетень, гусиный хлев, как будто с особенным намерением усугубить оскорбление. Этот отвратительный для Ивана Ивановича хлев выстроен был с дьявольской скоростью: в один день.

   Это возбудило в Иване Ивановиче злость и желание отомстить. Он не показал, однако ж, никакого вида огорчения, несмотря на то, что хлев даже захватил часть его земли; но сердце у него так билось, что ему было чрезвычайно трудно сохранять это наружное спокойствие.

   Так провел он день. Настала ночь... О, если б я был живописец, я бы чудно изобразил всю прелесть ночи! Я бы изобразил, как спит весь Миргород; как неподвижно глядят на него бесчисленные звезды; как видимая тишина оглашается близким и далеким лаем собак; как мимо их несется влюбленный пономарь и перелазит через плетень с рыцарскою бесстрашностию; как белые стены домов, охваченные лунным светом, становятся белее, осеняющие их деревья темнее, тень от дерев ложится чернее, цветы и умолкнувшая трава душистее, и сверчки, неугомонные рыцари ночи, дружно со всех углов заводят свои трескучие песни. Я бы изобразил, как в одном из этих низеньких глиняных домиков разметавшейся на одинокой постели чернобровой горожанке с дрожащими молодыми грудями снится гусарский ус и шпоры, а свет луны смеется на ее щеках. Я бы изобразил, как по белой дороге мелькает черная тень летучей мыши, садящейся на белые трубы домов... Но вряд ли бы я мог изобразить Ивана Ивановича, вышедшего в эту ночь с пилою в руке. Столько на лице у него было написано разных чувств! Тихо, тихо подкрался он и подлез под гусиный хлев. Собаки Ивана Никифоровича еще ничего не знали о ссоре между ними и потому позволили ему, как старому приятелю, подойти к хлеву, который весь держался на четырех дубовых столбах; подлезши к ближнему столбу, приставил он к нему пилу и начал пилить. Шум, производимый пилою, заставлял его поминутно оглядываться, но мысль об обиде возвращала бодрость. Первый столб был подпилен; Иван Иванович принялся за другой. Глаза его горели и ничего не видали от страха. Вдруг Иван Иванович вскрикнул и обомлел: ему показался мертвец; но скоро он пришел в себя, увидевши, что это был гусь, просунувший к нему свою шею. Иван Иванович плюнул от негодования и начал продолжать работу. И второй столб подпилен: здание пошатнулось. Сердце у Ивана Ивановича начало так страшно биться, когда он принялся за третий, что он несколько раз прекращал работу; уже более половины его было подпилено, как вдруг шаткое здание сильно покачнулось... Иван Иванович едва успел отскочить, как оно рухнуло с треском. Схвативши пилу, в страшном испуге прибежал он домой и бросился на кровать, не имея даже духа поглядеть в окно на следствия своего страшного дела. Ему казалось,что весь двор Ивана Никифоровича собрался: старая баба, Иван Никифорович, мальчик в бесконечном сюртуке -- все с дрекольями, предводительствуемые Агафией Федосеевной, шли разорять и ломать его дом.

   Весь следующий день провел Иван Иванович как в лихорадке. Ему все чудилось, что ненавистный сосед в отмщение за это, по крайней мере, подожжет дом его. И потому он дал повеление Гапке поминутно обсматривать везде, не подложено ли где-нибудь сухой соломы. Наконец, чтобы предупредить Ивана Никифоровича, он решился забежать зайцем вперед и подать на него прошение в миргородский поветовый суд. В чем оно состояло, об этом можно узнать из следующей главы.

Глава IV

   Чудный город Миргород! Какие в нем нет строений! И под соломенною, и под очеретяною, даже под деревянною крышею; направо улица, налево улица, везде прекрасный плетень; по нем вьется хмель, на нем висят горшки, из-за него подсолнечник выказывает свою солнцеобразную голову, краснеет мак, мелькают толстые тыквы... Роскошь! Плетень всегда убран предметами, которые делают его еще более живописным: или напяленною плахтою, или сорочкою, или шароварами. В Миргороде нет ни воровства, ни мошенничества, и потому каждый вешает, что ему вздумается. Если будете подходить к площади, то, верно, на время остановитесь полюбоваться видом: на ней находится лужа, удивительная лужа! единственная, какую только вам удавалось когда видеть! Она занимает почти всю площадь. Прекрасная лужа! Домы и домики, которые издали можно принять за копны сена, обступивши вокруг, дивятся красоте ее.

   Но я тех мыслей, что нет лучше дома, как поветовый суд. Дубовый ли он или березовый, мне нет дела; но в нем, милостивые государи, восемь окошек! восемь окошек в ряд, прямо на площадь и на то водное пространство, о котором я уже говорил и которое городничий называет озером! Один только он окрашен цветом гранита: прочие все домы в Миргороде просто выбелены. Крыша на нем вся деревянная, и была бы даже выкрашена красною краскою, если бы приготовленное для того масло канцелярские, приправивши луком, не съели, что было, как нарочно, во время поста, и крыша осталась некрашеною. На площадь выступает крыльцо, на котором часто бегают куры, оттого что на крыльце всегда почти рассыпаны крупы или что-нибудь съестное, что, впрочем, делается не нарочно, но единственно от неосторожности просителей. Он разделен на две половины: в одной присутствие, в другой арестантская. В той половине, где присутствие, находятся две комнаты чистые, выбеленные: одна -- передняя для просителей; в другой стол, убранный чернильными пятнами; на немзерцало. Четыре стула дубовые с высокими спинками; возле стен сундуки, кованные железом, в которых сохранялись кипы поветовой ябеды. На одном из этих сундуков стоял тогда сапог, вычищенный ваксою. Присутствие началось еще с утра. Судья, довольно полный человек, хотя несколько тоньше Ивана Никифоровича, с доброю миною, в замасленном халате, с трубкою и чашкою чаю, разговаривал с подсудком. У судьи губы находились под самым носом, и оттого нос его мог нюхать верхнюю губу, сколько душе угодно было. Эта губа служила ему вместо табакерки, потому что табак, адресуемый в нос, почти всегда сеялся на нее. Итак, судья разговаривал с подсудком. Босая девка держала в стороне поднос с чашками.

   В конце стола секретарь читал решение дела, но таким однообразным и унывным тоном, что вам подсудимый заснул бы, слушая. Судья, без сомнения, это бы сделал прежде всех, если бы не вошел в занимательный между тем разговор.

   -- Я нарочно старался узнать, -- говорил судья, прихлебывая чай уже с простывшей чашки, -- каким образом это делается, что они поют хорошо. У меня был славный дрозд, года два тому назад. Что ж? вдруг испортился совсем. Начал петь бог знает что. Чем далее, хуже, хуже, стал картавить, хрипеть, -- хоть выбрось! А ведь самый вздор! это вот отчего делается: под горлышком делается бобон, меньше горошинки. Этот бобончик нужно только проколоть иголкою. Меня научил этому Захар Прокофьевич, и именно, если хотите, я вам расскажу, каким это было образом: приезжаю я к нему...

   -- Прикажете, Демьян Демьянович, читать другое? -- прервал секретарь, уже несколько минут как окончивший чтение.

   -- А вы уже прочитали? Представьте, как скоро! Я и не услышал ничего! Да где ж оно? дайте его сюда, я подпишу. Что там еще у вас?

   -- Дело козака Бокитька о краденой корове.

   -- Хорошо, читайте! Да, так приезжаю я к нему... Я могу даже рассказать вам подробно, как он угостил меня. К водке был подан балык, единственный! Да, не нашего балыка, которым, -- при этом судья сделал языком и улыбнулся, причем нос понюхал свою всегдашнюю табакерку, -- которым угощает наша бакалейная миргородская лавка. Селедки я не ел, потому что, как вы сами знаете, у меня от нее делается изжога под ложечкою. Но икры отведал; прекрасная икра! нечего сказать, отличная! Потом выпил я водки персиковой, настоянной на золототысячник. Была и шафранная; но шафранной, как вы сами знаете, я не употребляю. Оно, видите, очень хорошо: наперед, как говорят, раззадорить аппетит, а потом уже завершить... А! слыхом слыхать, видом видать... -- вскричал вдруг судья, увидев входящего Ивана Ивановича.

   -- Бог в помощь! желаю здравствовать! -- произнес Иван Иванович, поклонившись на все стороны, с свойственною ему одному приятностию. Боже мой, как он умел обворожить всех своим обращением! Тонкости такой я нигде не видывал. Он знал очень хорошо сам свое достоинство и потому на всеобщее почтение смотрел, как на должное. Судья сам подал стул Ивану Ивановичу, нос его потянул с верхней губы весь табак, что всегда было у него знаком большого удовольствия.

   -- Чем прикажете потчевать вас, Иван Иванович? -- спросил он. -- Не прикажете ли чашку чаю?

   -- Нет, весьма благодарю, -- отвечал Иван Иванович, поклонился и сел.

   -- Сделайте милость, одну чашечку! -- повторил судья.

   -- Нет, благодарю. Весьма доволен гостеприимством, -- отвечал Иван Иванович, поклонился и сел.

   -- Одну чашку, -- повторил судья.

   -- Нет, не беспокойтесь, Демьян Демьянович!

   При этом Иван Иванович поклонился и сел.

   -- Чашечку?

   -- Уж так и быть, разве чашечку! -- произнес Иван Иванович и протянул руку к подносу.

   Господи боже! какая бездна тонкости бывает у человека! Нельзя рассказать, какое приятное впечатление производят такие поступки!

   -- Не прикажете ли еще чашечку?

   -- Покорно благодарствую, -- отвечал Иван Иванович, ставя на поднос опрокинутую чашку и кланяясь.

   -- Сделайте одолжение, Иван Иванович!

   -- Не могу. Весьма благодарен. -- При этом Иван Иванович поклонился и сел.

   -- Иван Иванович! сделайте дружбу, одну чашечку!

   -- Нет, весьма обязан за угощение.

   Сказавши это, Иван Иванович поклонился и сел.

   -- Только чашечку! одну чашечку!

   Иван Иванович протянул руку к подносу и взял чашку.

   Фу ты пропасть! как может, как найдется человек поддержать свое достоинство!

   -- Я, Демьян Демьянович, -- говорил Иван Иванович, допивая последний глоток, -- я к вам имею необходимое дело: я подаю позов. -- При этом Иван Иванович поставил чашку и вынул из кармана написанный гербовый лист бумаги. -- Позов на врага своего, на заклятого врага.

   -- На кого же это?

   -- На Ивана Никифоровича Довгочхуна.

   При этих словах судья чуть не упал со стула.

   -- Что вы говорите! -- произнес он, всплеснув руками. -- Иван Иванович! вы ли это?

   -- Видите сами, что я.

   -- Господь с вами и все святые! Как! вы, Иван Иванович, стали неприятелем Ивану Никифоровичу? Ваши ли это уста говорят? Повторите еще! Да не спрятался ли у вас кто-нибудь сзади и говорит вместо вас?..

   -- Что ж тут невероятного. Я не могу смотреть на него; он нанес мне смертную обиду, оскорбил честь мою.

   -- Пресвятая троица! как же мне теперь уверить матушку! А она, старушка, каждый день, как только мы поссоримся с сестрою, говорит: "Вы, детки, живете между собою, как собаки. Хоть бы вы взяли пример с Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Вот уж друзья так друзья! то-то приятели! то-то достойные люди!" Вот тебе и приятели! Расскажите, за что же это? как?

   -- Это дело деликатное, Демьян Демьянович! на словах его нельзя рассказать. Прикажите лучше прочитать просьбу. Вот, возьмите с этой стороны, здесь приличнее.

   -- Прочитайте, Тарас Тихонович! -- сказал судья, оборотившись к секретарю.

   Тарас Тихонович взял просьбу и, высморкавшись таким образом, как сморкаются все секретари по поветовым судам, с помощью двух пальцев, начал читать:

   -- "От дворянина Миргородского повета и помещика Ивана, Иванова сына, Перерепенка прошение; а о чем, тому следуют пункты:

   1) Известный всему свету своими богопротивными, в омерзение приводящими и всякую меру превышающими законопреступными поступками, дворянин Иван, Никифоров сын, Довгочхун, сего 1810 года июля 7 дня учинил мне смертельную обиду, как персонально до чести моей относящуюся, так равномерно в уничижение и конфузию чина моего и фамилии. Оный дворянин, и сам притом гнусного вида, характер имеет бранчивый и преисполнен разного рода богохулениями и бранными словами..."

   Тут чтец немного остановился, чтобы снова высморкаться, а судья с благоговением сложил руки и только говорил про себя:

   -- Что за бойкое перо! Господи боже! как пишет этот человек!

   Иван Иванович просил читать далее, и Тарас Тихонович продолжал:

   -- "Оный дворянин, Иван, Никифоров сын, Довгочхун, когда я пришел к нему с дружескими предложениями, назвал меня публично обидным и поносным для чести моей именем, а именно: гусаком, тогда как известно всему Миргородскому повету, что сим гнусным животным я никогда отнюдь не именовался и впредь именоваться не намерен. Доказательством же дворянского моего происхождения есть то, что в метрической книге, находящейся в церкви Трех Святителей, записан как день моего рождения, так равномерно и полученное мною крещение. Гусак же, как известно всем, кто сколько-нибудь сведущ в науках, не может быть записан в метрической книге, ибо гусак есть не человек, а птица, что уже всякому, даже не бывавшему, в семинарии, достоверно известно. Но оный злокачественный дворянин, будучи обо всем этом сведущ, не для чего иного, как чтобы нанесть смертельную для моего чина и звания обиду, обругал меня оным гнусным словом.

   2) Сей же самый неблагопристойный и неприличный дворянин посягнул притом на мою родовую, полученную мною после родителя моего, состоявшего в духовном звании, блаженной памяти Ивана, Онисиева сына, Перерепенка, собственность, тем, что, в противность всяким законам, перенес совершенно насупротив моего крыльца гусиный хлев, что делалось не с иным каким намерением, как чтоб усугубить нанесенную мне обиду, ибо оный хлев стоял до сего в изрядном месте и довольно еще был крепок. Но омерзительное намерение вышеупомянутого дворянина состояло единственно в том, чтобы учинить меня свидетелем непристойных пассажей: ибо известно, что всякий человек не пойдет в хлев, тем паче в гусиный, для приличного дела. При таком противузаконном действии две передние сохи захватили собственную мою землю, доставшуюся мне еще при жизни от родителя моего, блаженной памяти Ивана, Онисиева сына, Перерепенка, начинавшуюся от амбара и прямою линией до самого того места, где бабы моют горшки.

   3) Вышеизображенный дворянин, которого уже самое имя и фамилия внушает всякое омерзение, питает в душе злостное намерение поджечь меня в собственном доме. Несомненные чему признаки из нижеследующего явствуют: во-1-х, оный злокачественный дворянин начал выходить часто из своих покоев, чего прежде никогда, по причине своей лености и гнусной тучности тела, не предпринимал; во-2-х, в людской его, примыкающей о самый забор, ограждающий мою собственную, полученную мною от покойного родителя моего, блаженной памяти Ивана, Онисиева сына, Перерепенка, землю, ежедневно и в необычайной продолжительности горит свет, что уже явное есть к тому доказательство, ибо до сего, по скаредной его скупости, всегда не только сальная свеча, но даже каганец был потушаем.

   И потому прошу оного дворянина Ивана, Никифорова сына, Довгочхуна, яко повинного в зажигательстве, в оскорблении моего чина, имени и фамилии и в хищническом присвоении собственности, а паче всего в подлом и предосудительном присовокуплении к фамилии моей названия гусака, ко взысканию штрафа, удовлетворения проторей и убытков присудить и самого, яко нарушителя, в кандалы забить и, заковавши, в городскую тюрьму препроводить, и по сему моему прошению решение немедленно и неукоснительно учинить. -- Писал и сочинял дворянин, миргородский помещик Иван, Иванов сын, Перерепенко".

   По прочтении просьбы судья приблизился к Ивану Ивановичу, взял его за пуговицу и начал говорить ему почти таким образом:

   -- Что это вы делаете, Иван Иванович? Бога бойтесь! бросьте просьбу, пусть она пропадает! (Сатана приснись ей!) Возьмитесь лучше с Иваном Никифоровичем за руки, да поцелуйтесь, да купите сантуринского, или никопольского, или хоть просто сделайте пуншику, да позовите меня! Разопьем вместе и позабудем все!

   -- Нет, Демьян Демьянович! не такое дело, -- сказал Иван Иванович с важностию, которая так всегда шла к нему. -- Не такое дело, чтобы можно было решить полюбовною сделкою. Прощайте! Прощайте и вы, господа! -- продолжал он с тою же важностию, оборотившись ко всем. -- Надеюсь, что моя просьба возымеет надлежащее действие. -- И ушел, оставив в изумлении все присутствие.

   Судья сидел, не говоря ни слова; секретарь нюхал табак; канцелярские опрокинули разбитый черепок бутылки, употребляемый вместо чернильницы; и сам судья в рассеянности разводил пальцем по столу чернильную лужу.

   -- Что вы скажете на это, Дорофей Трофимович? -- сказал судья, после некоторого молчания обратившись к подсудку.

   -- Ничего не скажу, -- отвечал подсудок.

   -- Экие дела делаются! -- продолжал судья.

   Не успел он этого сказать, как дверь затрещала и передняя половина Ивана Никифоровича высадилась в присутствие, остальная оставалась еще в передней. Появление Ивана Никифоровича, и еще в суд, так показалось необыкновенным, что судья вскрикнул; секретарь прервал свое чтение. Один канцелярист, в фризовом подобии полуфрака, взял в губы перо; другой проглотил муху. Даже отправлявший должность фельдъегеря и сторожа инвалид, который до того стоял у дверей, почесывая в своей грязной рубашке с нашивкою на плече, даже этот инвалид разинул рот и наступил кому-то на ногу.

   -- Какими судьбами! что и как? Как здоровье ваше, Иван Никифорович?

   Но Иван Никифорович был ни жив ни мертв, потому что завязнул в дверях и не мог сделать ни шагу вперед или назад. Напрасно судья кричал в переднюю, чтобы кто-нибудь из находившихся там выпер сзади Ивана Никифоровича в присутственную залу. В передней находилась одна только старуха просительница, которая, несмотря на все усилия своих костистых рук, ничего не могла сделать. Тогда один из канцелярских, с толстыми губами, с широкими плечами, с толстым носом, глазами, глядевшими скоса и пьяна, с разодранными локтями, приблизился к передней половине Ивана Никифоровича, сложил ему обе руки накрест, как ребенку, и мигнул старому инвалиду, который уперся своим коленом в брюхо Ивана Никифоровича, и, несмотря на жалобные стоны, вытиснут он был в переднюю. Тогда отодвинули задвижки и отворили вторую половинку дверей. Причем канцелярский и его помощник, инвалид, от дружных усилий дыханием уст своих распространили такой сильный запах, что комната присутствия превратилась было на время в питейный дом.

   -- Не зашибли ли вас, Иван Никифорович? Я скажу матушке, она пришлет вам настойки, которою потрите только поясницу и спину, и все пройдет.

   Но Иван Никифорович повалился на стул и, кроме продолжительных охов, ничего не мог сказать. Наконец слабым, едва слышным от усталости голосом произнес он:

   -- Не угодно ли? -- и, вынувши из кармена рожок, прибавил: -- Возьмите, одолжайтесь!

   -- Весьма рад, что вас вижу, -- отвечал судья. -- Но все не могу представить себе, что заставило вас предпринять труд и одолжить нас такою приятною нечаянностию.

   -- С просьбою... -- мог только произнесть Иван Никифорович.

   -- С просьбою? с какою?

   -- С позвом... -- тут одышка произвела долгую паузу, -- ох!.. с позвом на мошенника... Ивана Иванова Перерепенка.

   -- Господи! и вы туда! Такие редкие друзья! Позов на такого добродетельного человека!..

   -- Он сам сатана! -- произнес отрывисто Иван Никифорович.

   Судья перекрестился.

   -- Возьмите просьбу, прочитайте.

   -- Нечего делать, прочитайте, Тарас Никонович, -- сказал судья, обращаясь к секретарю с видом неудовольствия, причем нос его невольно понюхал верхнюю губу, что обыкновенно он делал прежде только от большого удовольствия. Такое самоуправство носа причинило судье еще более досады. Он вынул платок и смел с верхней губы весь табак, чтобы наказать дерзость его.

   Секретарь, сделавши обыкновенный свой приступ, который он всегда употреблял перед начатием чтения, то есть без помощи носового платка, начал обыкновенным своим голосом таким образом:

   -- "Просит дворянин Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун, а о чем, тому следуют пункты:

   1) По ненавистной злобе своей и явному недоброжелательству, называющий себя дворянином, Иван Иванов сын, Перерепенко всякие пакости, убытки и иные ехидненские и в ужас приводящие поступки мне чинит и вчерашнего дня пополудни, как разбойник и тать, с топорами, пилами, долотами и иными слесарными орудиями, забрался ночью в мой двор и в находящийся в оном мой же собственный хлев, собственноручно и поносным образом его изрубил. На что, с моей стороны,я не подавал никакой причины к столь противозаконному и разбойническому поступку.

   2) Оный же дворянин Перерепенко имеет посягательство на самую жизнь мою и до 7-го числа прошлого месяца, содержа втайне сие намерение, пришел ко мне и начал дружеским и хитрым образом выпрашивать у меня ружье, находившееся в моей комнате, и предлагал мне за него, с свойственною ему скупостью, многие негодные вещи, как-то: свинью бурую и две мерки овса. Но, предугадывая тогда же преступное его намерение, я всячески старался от оного уклонить его; но оный мошенник и подлец, Иван, Иванов сын, Перерепенко, выбранил меня мужицким образом и питает ко мне с того времени вражду непримиримую. Притом же оный, часто поминаемый, неистовый дворянин и разбойник, Иван, Иванов сын, Перерепенко, и происхождения весьма поносного: его сестра была известная всему свету потаскуха и ушла за егерскою ротою, стоявшею назад тому пять лет в Миргороде; а мужа своего записала в крестьяне. Отец и мать его тоже были пребеззаконные люди, и оба были невообразимые пьяницы. Упоминаемый же дворянин и разбойник Перерепенко своими скотоподобными и порицания достойными поступками превзошел всю свою родню и под видом благочестия делает самые соблазнительные дела: постов не содержит, ибо накануне филипповки сей богоотступник купил барана и на другой день велел зарезать своей беззаконной девке Гапке, оговариваясь, аки бы ему нужно было под тот час сало на каганцы и свечи.

   Посему прошу оного дворянина, яко разбойника, святотатца, мошенника, уличенного уже в воровстве и грабительстве, в кандалы заковать и в тюрьму, или государственный острог, препроводить, и там уже, по усмотрению, лиша чинов и дворянства, добре барбарами шмаровать и в Сибирь на каторгу по надобности заточить; проторы, убытки велеть ему заплатить и по сему моему прошению решение учинить. -- К сему прошению руку приложил дворянин Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун".

   Как только секретарь кончил чтение, Иван Никифорович взялся за шапку и поклонился, с намерением уйти.

   -- Куда же вы, Иван Никифорович? -- говорил ему вслед судья. -- Посидите немного! выпейте чаю! Орышко! что ты стоишь, глупая девка, и перемигиваешься с канцелярскими ? Ступай принеси чаю!

   Но Иван Никифорович, с испугу, что так далеко зашел от дому и выдержал такой опасный карантин, успел уже пролезть в дверь, проговорив:

   -- Не беспокойтесь, я с удовольствием... -- и затворил ее за собою, оставив в изумлении все присутствие.

   Делать было нечего. Обе просьбы были приняты, и дело готовилось принять довольно важный интерес, как одно непредвиденное обстоятельство сообщило ему еще большую занимательность. Когда судья вышел из присутствия в сопровождении подсудка и секретаря, а канцелярские укладывали в мешок нанесенных просителями кур, яиц, краюх хлеба, пирогов, книшей и прочего дрязгу, в это время бурая свинья вбежала в комнату и схватила, к удивлению присутствовавших, не пирог или хлебную корку, но прошение Ивана Никифоровича, которое лежало на конце стола, перевесившись листами вниз. Схвативши бумагу, бурая хавронья убежала так скоро, что ни один из приказных чиновников не мог догнать ее, несмотря на кидаемые линейки и чернильницы.

   Это чрезвычайное происшествие произвело страшную суматоху, потому что даже копия не была еще списана с нее. Судья, то есть его секретарь и подсудок, долго трактовали об таком неслыханном обстоятельстве; наконец решено было на том, чтобы написать об этом отношение к городничему, так как следствие по этому делу более относилось к гражданской полиции. Отношение за N389 послано было к нему того же дня, и по этому самому произошло довольно любопытное объяснение, о котором читатели могут узнать из следующей главы.

Глава V,

В КОТОРОЙ ИЗЛАГАЕТСЯ СОВЕЩАНИЕ ДВУХ ПОЧЕТНЫХ В МИРГОРОДЕ ОСОБ

   Как только Иван Иванович управился в своем хозяйстве и вышел, по обыкновению, полежать под навесом, как, к несказанному удивлению своему, увидел что-то красневшее в калитке. Это был красный обшлаг городничего, который, равномерно как и воротник его, получил политуру и по краям превращался в лакированную кожу. Иван Иванович подумал про себя: "Недурно, что пришел Петр Федорович поговорить", -- но очень удивился, увидя, что городничий шел чрезвычайно скоро и размахивал руками, что случалось с ним, по обыкновению, весьма редко. На мундире у городничего посажено было восемь пуговиц, девятая как оторвалась во время процессии при освящении храма назад тому два года, так до сих пор десятские не могут отыскать, хотя городничий при ежедневных рапортах, которые отдают ему квартальные надзиратели, всегда спрашивает, нашлась ли пуговица. Эти восемь пуговиц были насажены у него таким образом, как бабы садят бобы; одна направо, другая налево. Левая нога была у него прострелена в последней кампании, и потому он, прихрамывая, закидывал ею так далеко в сторону, что разрушал этим почти весь труд правой ноги. Чем быстрее действовал городничий своею пехотою, тем менее она подвигалась вперед. И потому, покамест дошел городничий к навесу, Иван Иванович имел довольно времени теряться в догадках, отчего городничий так скоро размахивал руками. Тем более это его занимало, что дело казалось необыкновенной важности, ибо при нем была даже новая шпага.

   -- Здравствуйте, Петр Федорович! -- вскричал Иван Иванович, который, как уже сказано, был очень любопытен и никак не мог удержать своего нетерпения при виде, как городничий брал приступом крыльцо, но все еще не поднимал глаз своих вверх и ссорился с своею пехотою, которая никаким образом не могла с одного размаху взойти на ступеньку.

   -- Доброго дня желаю любезному другу и благодетелю Ивану Ивановичу! -- отвечал городничий.

   -- Милости прошу садиться. Вы, как я вижу, устали, потому что ваша раненая нога мешает...

   -- Моя нога! -- вскрикнул городничий, бросив на Ивана Ивановича один из тех взглядов, какие бросает великан на пигмея, ученый педант на танцевального учителя. При этом он вытянул свою ногу и топнул ею об пол. Эта храбрость, однако ж, ему дорого стоила, потому что весь корпус его покачнулся и нос клюнул перила; но мудрый блюститель порядка, чтоб не подать никакого вида, тотчас оправился и полез в карман, как будто бы с тем, чтобы достать табакерку. -- Я вам доложу о себе, любезнейший друг и благодетель Иван Иванович, что я делывал на веку своем не такие походы. Да, серьезно, делывал. Например, во время кампании тысяча восемьсот седьмого года... Ах, я вам расскажу, каким манером я перелез через забор к одной хорошенькой немке. -- При этом городничий зажмурил один глаз и сделал бесовски плутовскую улыбку.

   -- Где ж вы бывали сегодня? -- спросил Иван Иванович, желая прервать городничего и скорее навести его на причину посещения; ему бы очень хотелось спросить, что такое намерен объявить городничий; но тонкое познание света представляло ему всю неприличность такого вопроса, и Иван Иванович должен был скрепиться и ожидать разгадки, между тем как сердце его колотилось с необыкновенною силою.

   -- А позвольте, я вам расскажу, где был я, -- отвечал городничий. -- Во-первых, доложу вам, что сегодня отличное время...

   При последних словах Иван Иванович почти что не умер.

   -- Но позвольте, -- продолжал городничий. -- Я пришел сегодня к вам по одному весьма важному делу. -- Тут лицо городничего и осанка приняли то же самое озабоченное положение, с которым брал он приступом крыльцо.

   Иван Иванович ожил и трепетал, как в лихорадке, не замедливши, по обыкновению своему, сделать вопрос:

   -- Какое же оно важное? разве оно важное?

   -- Вот извольте видеть: прежде всего осмелюсь доложить вам, любезный друг и благодетель Иван Иванович, что вы... с моей стороны, я, извольте видеть, я ничего; но виды правительства, виды правительства этого требуют: вы нарушили порядок благочиния!..

   -- Что это вы говорите, Петр Федорович? Я ничего не понимаю.

   -- Помилуйте, Иван Иванович! Как вы ничего не понимаете? Ваша собственная животина утащила очень важную казенную бумагу, и вы еще говорите после этого, что ничего не понимаете!

   -- Какая животина?

   -- С позволения сказать, ваша собственная бурая свинья.

   -- А я чем виноват? Зачем судейский сторож отворяет двери!

   -- Но, Иван Иванович, ваше собственное животное -- стало быть, вы виноваты.

   -- Покорно благодарю вас за то, что с свиньею меня равняете.

   -- Вот уж этого я не говорил, Иван Иванович! Ей-богу, не говорил! Извольте рассудить по чистой совести сами: вам, без всякого сомнения известно, что, согласно с видами начальства, запрещено в городе, тем же паче в главных градских улицах, прогуливаться нечистым животным. Согласитесь сами, что это дело запрещенное.

   -- Бог знает что это вы говорите! Большая важность, что свинья вышла на улицу!

   -- Позвольте вам доложить, позвольте, позвольте, Иван Иванович, это совершенно невозможно. Что ж делать? Начальство хочет -- мы должны повиноваться. Не спорю, забегают иногда на улицу и даже на площадь куры и гуси, -- заметьте себе: куры и гуси; но свиней и козлов я еще в прошлом году дал предписание не впускать на публичные площади. Которое предписание тогда же приказал прочитать изустно, в собрании, пред целым народом.

   -- Нет, Петр Федорович, я здесь ничего не вижу, как только то, что вы всячески стараетесь обижать меня.

   -- Вот этого-то не можете сказать, любезнейший друг и благодетель, чтобы я старался обижать. Вспомните сами: я не сказал вам ни одного слова прошлый год, когда вы выстроили крышу целым аршином выше установленной меры. Напротив, я показал вид, как будто совершенно этого не заметил. Верьте, любезнейший друг, что и теперь бы я совершенно, так сказать... но мой долг, словом, обязанность требует смотреть за чистотою. Посудите сами, когда вдруг на главной улице...

   -- Уж хороши ваши главные улицы! Туда всякая баба идет выбросить то, что ей не нужно.

   -- Позвольте вам доложить, Иван Иванович, что вы сами обижаете меня! Правда, это случается иногда, но по большей части только под забором, сараями или коморами; но чтоб на главной улице, на площадь втесалась супоросная свинья, это такое дело...

   -- Что ж такое, Петр Федорович! Ведь свинья творение божие!

   -- Согласен! Это всему свету известно, что вы человек ученый, знаете науки и прочие разные предметы. Конечно, я наукам не обучался никаким: скорописному письму я начал учиться на тридцатом году своей жизни. Ведь я, как вам известно, из рядовых.

   -- Гм! -- сказал Иван Иванович.

   -- Да, -- продолжал городничий, -- в тысяча восемьсот первом году я находился в сорок втором егерском полку в четвертой роте поручиком. Ротный командир у нас был, если изволите знать, капитан Еремеев. -- При этом городничий запустил свои пальцы в табакерку, которую Иван Иванович держал открытою и переминал табак.

   Иван Иванович отвечал:

   -- Гм!

   -- Но мой долг, -- продолжал городничий, -- есть повиноваться требованиям правительства. Знаете ли вы, Иван Иванович, что похитивший в суде казенную бумагу подвергается, наравне со всяким другим преступлением, уголовному суду?

   -- Так знаю, что, если хотите, и вас научу. Так говорится о людях, например если бы вы украли бумагу; но свинья животное, творение божие!

   -- Все так, но закон говорит: "виновный в похищении..." Прошу вас прислушаться внимательно: виновный! Здесь не означается ни рода, ни пола, ни звания, -- стало быть, и животное может быть виновно. Воля ваша, а животное прежде произнесения приговора к наказанию должно быть представлено в полицию как нарушитель порядка.

   -- Нет, Петр Федорович! -- возразил хладнокровно Иван Иванович. -- Этого-то не будет!

   -- Как вы хотите, только я должен следовать предписаниям начальства.

   -- Что ж вы стращаете меня? Верно, хотите прислать за нею безрукого солдата? Я прикажу дворовой бабе его кочергой выпроводить. Ему последнюю руку переломят.

   -- Я не смею с вами спорить. В таком случае, если вы не хотите представить ее в полицию, то пользуйтесь ею, как вам угодно: заколите, когда желаете, ее к рождеству и наделайте из нее окороков, или так съедите. Только я бы у вас попросил, если будете делать колбасы, пришлите мне парочку тех, которые у вас так искусно делает Гапка из свиной крови и сала. Моя Аграфена Трофимовна очень их любит.

   -- Колбас, извольте, пришлю парочку.

   -- Очень вам буду благодарен, любезный друг и благодетель. Теперь позвольте вам сказать еще одно слово: я имею поручение, как от судьи, так равно и от всех наших знакомых, так сказать, примирить вас с приятелем вашим, Иваном Никифоровичем.

   -- Как! с невежею? чтобы я примирился с этим грубияном ? Никогда! Не будет этого, не будет! -- Иван Иванович был в чрезвычайно решительном состоянии.

   -- Как вы себе хотите, -- отвечал городничий, угощая обе ноздри табаком. -- Я сам не смею советовать; однако ж позвольте доложить: вот вы теперь в ссоре, а как помиритесь...

   Но Иван Иванович начал говорить о ловле перепелов, что обыкновенно случалось, когда он хотел замять речь.

   Итак, городничий, не получив никакого успеха, должен был отправиться восвояси.

Глава VI,

ИЗ КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ЛЕГКО МОЖЕТ УЗНАТЬ ВСЕ ТО, ЧТО В НЕЙ СОДЕРЖИТСЯ

   Сколько ни старались в суде скрыть дело, но на другой же день весь Миргород узнал, что свинья Ивана Ивановича утащила просьбу Ивана Никифоровича. Сам городничий первый, позабывшись, проговорился. Когда Ивану Никифоровичу сказали об этом, он ничего не сказал, спросил только: "Не бурая ли?"

   Но Агафия Федосеевна, которая была при этом, начала опять приступать к Ивану Никифоровичу:

   -- Что ты, Иван Никифорович? Над тобой будут смеяться, как над дураком, если ты попустишь! Какой ты после этого будешь дворянин! Ты будешь хуже бабы, что продает сластены, которые ты так любишь!

   И уговорила неугомонная! Нашла где-то человечка средних лет, черномазого, с пятнами по всему лицу, в темно-синем, с заплатами на локтях, сюртуке -- совершенную приказную чернильницу! Сапоги он смазывал дегтем, носил по три пера за умом и привязанный к пуговице на шнурочке стеклянный пузырек вместо чернильницы; съедал за одним разом девять пирогов, а десятый клал в карман, и в один гербовый лист столько уписывал всякой ябеды, что никакой чтец не мог за одним разом прочесть, не перемежая этого кашлем и чиханьем. Это небольшое подобие человека копалось, корпело, писало и наконец состряпало такую бумагу:

   "В миргородский поветовый суд от дворянина Ивана, Никифорова сына, Довгочхуна.

   Вследствие оного прошения моего, что от меня, дворянина Ивана, Никифорова сына, Довгочхуна, к тому имело быть, совокупно с дворянином Иваном, Ивановым сыном, Перерепенком, чему и сам поветовый миргородский суд потворство свое изъявил. И самое оное нахальное самоуправство бурой свиньи, будучи втайне содержимо и уже от сторонних людей до слуха дошедшись. Понеже оное допущение и потворство, яко злоумышленное, суду неукоснительно подлежит; ибо оная свинья есть животное глупое и тем паче способное к хищению бумаги. Из чего очевидно явствует, что часто поминаемая свинья не иначе как была подущена к тому самим противником, называющим себя дворянином Иваном, Ивановым сыном, Перерепенком, уже уличенном в разбое, посягательстве на жизнь и святотатстве. Но оный миргородский суд, с свойственным ему лицеприятием, тайное своей особы соглашение изъявил; без какового соглашения оная свинья никоим бы образом не могла быть допущенною к утащению бумаги: ибо миргородский поветовый суд в прислуге весьма снабжен, для сего довольно уже назвать одного солдата, во всякое время в приемной пребывающего, который хотя имеет один кривой глаз и несколько поврежденную руку, но, чтобы выгнать свинью и ударить ее дубиною, имеет весьма соразмерные способности. Из чего достоверно видно потворство оного миргородского суда и бесспорно разделение жидовского от того барыша по взаимности совмещаясь. Оный же вышеупомянутый разбойник и дворянин Иван, Иванов сын, Перерепенко в приточении ошельмовавшись состоялся. Почему и довожу оному поветовому суду я, дворянин Иван, Никифоров сын, Довгочхун, в надлежащее всеведение, если с оной бурой свиньи или согласившегося с нею дворянина Перерепенка означенная просьба взыщена не будет и по ней решение по справедливости и в мою пользу не возымеет, то я, дворянин Иван, Никифоров сын, Довгочхун, о таковом оного суда противозаконном потворстве подать жалобу в палату имею с надлежащим по форме перенесением дела. -- Дворянин Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун".

   Эта просьба произвела свое действие: судья был человек, как обыкновенно бывают все добрые люди, трусливого десятка. Он обратился к секретарю. Но секретарь пустил сквозь губы густой "гм" и показал на лице своем ту равнодушную и дьявольски двусмысленную мину, которую принимает один только сатана, когда видит у ног своих прибегающую к нему жертву. Одно средство оставалось: примирить двух приятелей. Но как приступить к этому, когда все покушения были до того неуспешны? Однако ж еще решились попытаться; но Иван Иванович напрямик объявил, что не хочет, и даже весьма рассердился. Иван Никифорович вместо ответа оборотился спиною назад и хоть бы слово сказал. Тогда процесс пошел с необыкновенною быстротою, которою обыкновенно так славятся судилища. Бумагу пометили, записали, выставили нумер, вшили, расписались -- всё в один и тот же день, и положили дело в шкаф, где оно лежало, лежало, лежало -- год, другой, третий. Множество невест успело выйти замуж; в Миргороде пробили новую улицу; у судьи выпал один коренной зуб и два боковых; у Ивана Ивановича бегало по двору больше ребятишек, нежели прежде: откуда они взялись, бог один знает! Иван Никифорович, в упрек Ивану Ивановичу, выстроил новый гусиный хлев, хотя немного подальше прежнего, и совершенно застроился от Ивана Ивановича, так что сии достойные люди никогда почти не видали в лицо друг друга, -- и дело все лежало, в самом лучшем порядке, в шкафу, который сделался мраморным от чернильных пятен.

   Между тем произошел чрезвычайно важный случай для всего Миргорода.

   Городничий давал ассамблею! Где возьму я кистей и красок, чтобы изобразить разнообразие съезда и великолепное пиршество? Возьмите часы, откройте их и посмотрите, что там делается! Не правда ли, чепуха страшная? Представьте же теперь себе, что почти столько же, если не больше, колес стояло среди двора городничего. Каких бричек и повозок там не было! Одна -- зад широкий, а перед узенький; другая -- зад узенький, а перед широкий. Одна была и бричка и повозка вместе; другая ни бричка, ни повозка; иная была похожа на огромную копну сена или на толстую купчиху; другая на растрепанного жида или на скелет, еще не совсем освободившийся от кожи; иная была в профиле совершенная трубка с чубуком; другая была ни на что не похожа, представляя какое-то странное существо, совершенно безобразное и чрезвычайно фантастическое. Из среды этого хаоса колес и козел возвышалось подобие кареты с комнатным окном, перекрещенным толстым переплетом. Кучера, в серых чекменях, свитках и серяках, в бараньих шапках и разнокалиберных фуражках, с трубками в руках, проводили по двору распряженных лошадей. Что за ассамблею дал городничий! Позвольте, я перечту всех, которые были там: Тарас Тарасович, Евпл Акинфович, Евтихий Евтихиевич, Иван Иванович -- не тот Иван Иванович, а другой, Савва Гаврилович, наш Иван Иванович, Елевферий Елевфериевич, Макар Назарьевич, Фома Григорьевич... Не могу далее! не в силах! Рука устает писать! А сколько было дам! смуглых и белолицых, длинных и коротеньких, толстых, как Иван Никифорович, и таких тонких, что казалось, каждую можно было упрятать в шпажные ножны городничего. Сколько чепцов! сколько платьев! красных, желтых, кофейных, зеленых, синих, новых, перелицованных, перекроенных; платков, лент, ридикулей! Прощайте, бедные глаза! вы никуда не будете годиться после этого спектакля. А какой длинный стол был вытянут! А как разговорилось все, какой шум подняли! Куда против этого мельница со всеми своими жерновами, колесами, шестерней, ступами! Не могу вам сказать наверно, о чем они говорили, но должно думать, что о многих приятных и полезных вещах, как-то: о погоде, о собаках, о пшенице, о чепчиках, о жеребцах. Наконец Иван Иванович -- не тот Иван Иванович, а другой, у которого один глаз крив, -- сказал:

   -- Мне очень странно, что правый глаз мой (кривой Иван Иванович всегда говорил о себе иронически) не видит Ивана Никифоровича господина Довгочхуна.

   -- Не хотел прийти! -- сказал городничий.

   -- Как так?

   -- Вот уже, слава богу, есть два года, как поссорились они между собою, то есть Иван Иванович с Иваном Никифоровичем; и где один, туда другой ни за что не пойдет!

   -- Что вы говорите! -- При этом кривой Иван Иванович поднял глаза вверх и сложил руки вместе. -- Что ж теперь, если уже люди с добрыми глазами не живут в мире, где же жить мне в ладу с кривым моим оком!

   На эти слова все засмеялись во весь рот. Все очень любили кривого Ивана Ивановича за то, что он отпускал шутки совершенно во вкусе нынешнем. Сам высокий, худощавый человек, в байковом сюртуке, с пластырем на носу, который до того сидел в углу и ни разу не переменил движения на своем лице, даже когда залетела к нему в нос муха, -- этот самый господин встал с своего места и подвинулся ближе к толпе, обступившей кривого Ивана Ивановича.

   -- Послушайте! -- сказал кривой Иван Иванович, когда увидел, что его окружило порядочное общество. -- Послушайте! Вместо того что вы теперь заглядываетесь на мое кривое око, давайте вместо этого помирим двух наших приятелей! Теперь Иван Иванович разговаривает с бабами и девчатами, -- пошлем потихоньку за Иваном Никифоровичем, да и столкнем их вместе.

   Все единодушно приняли предложение Ивана Ивановича и положили немедленно послать к Ивану Никифоровичу на дом -- просить его во что бы ни стало приехать к городничему на обед. Но важный вопрос -- на кого возложить это важное поручение? -- повергнул всех в недоумение. Долго спорили, кто способнее и искуснее в дипломатической части: наконец единодушно решили возложить все это на Антона Прокофьевича Голопузя.

   Но прежде нужно несколько познакомить читателя с этим замечательным лицом. Антон Прокофьевич был совершенно добродетельный человек во всем значении этого слова: даст ли ему кто из почетных людей в Миргороде платок на шею или исподнее -- он благодарит; щелкнет ли его кто слегка в нос, он и тогда благодарит. Если у него спрашивали: "Отчего это у вас, Антон Прокофьевич, сюртук коричневый, а рукава голубые?" -- то он обыкновенно всегда отвечал: "А у вас и такого нет! Подождите, обносится, весь будет одинаковый!" И точно: голубое сукно от действия солнца начало обращаться в коричневое и теперь совершенно подходит под цвет сюртука! Но вот что странно: что Антон Прокофьевич имеет обыкновение суконное платье носить летом, а нанковое зимою. Антон Прокофьевич не имеет своего дома. У него был прежде, на конце города, но он его продал и на вырученные деньги купил тройку гнедых лошадей и небольшую бричку, в которой разъезжал гостить по помещикам. Но так как с ними много было хлопот и притом нужны были деньги на овес, то Антон Прокофьевич их променял на скрыпку и дворовую девку, взявши придачи двадцатипятирублевую бумажку. Потом скрыпку Антон Прокофьевич продал, а девку променял за кисет сафьянный с золотом. И теперь у него кисет такой, какого ни у кого нет. За это наслаждение он уже не может разъезжать по деревням, а должен оставаться в городе и ночевать в разных домах, особенно тех дворян, которые находили удовольствие щелкать его по носу. Антон Прокофьевич любит хорошо поесть, играет изрядно в "дураки" и "мельники". Повиноваться всегда было его стихиею, и потому он, взявши шапку и палку, немедленно отправился в путь. Но, идучи, стал рассуждать, калим образом ему подвигнуть Ивана Никифоровича прийти на ассамблею. Несколько крутой нрав сего, впрочем, достойного человека делал его предприятие почти невозможным. Да и как, в самом деле, ему решиться прийти, когда встать с постели уже ему стоило великого труда? Но положим, что он встанет, как ему прийти туда, где находится, -- что, без сомнения, он знает, -- непримиримый враг его? Чем более Антон Прокофьевич обдумывал, тем более находил препятствий. День был душен; солнце жгло; пот лился с него градом. Антон Прокофьевич, несмотря, что его щелкали по носу, был довольно хитрый человек на многие дела, -- в ме'не только был он не так счастлив, -- он очень знал, когда нужно прикинуться дураком, и иногда умел найтиться в таких обстоятельствах и случаях, где редко умный бывает в состоянии извернуться.

   В то время как изобретательный ум его выдумывал средство, как убедить Ивана Никифоровича, и уже он храбро шел навстречу всего, одно неожиданное обстоятельство несколько смутило его. Не мешает при этом сообщить читателю, что у Антона Прокофьевича были, между прочим, одни панталоны такого странного свойства, что когда он надевал их, то всегда собаки кусали его за икры. Как на беду, в тот день он надел именно эти панталоны. И потому едва только он предался размышлениям, как страшный лай со всех сторон поразил слух его. Антон Прокофьевич поднял такой крик, -- громче его никто не умел кричать, -- что не только знакомая баба и обитатель неизмеримого сюртука выбежали к нему навстречу, но даже мальчишки со двора Ивана Ивановича посыпались к нему, и хотя собаки только за одну ногу успели его укусить, однако ж это очень уменьшило его бодрость и он с некоторого рода робостью подступал к крыльцу.

Глава VII,

И ПОСЛЕДНЯЯ

   -- А! здравствуйте. На что вы собак дразните? -- сказал Иван Никифорович, увидевши Антона Прокофьевича, потому что с Антоном Прокофьевичем никто иначе не говорил, как шутя.

   -- Чтоб они передохли все! Кто их дразнит? -- отвечал Антон Прокофьевич.

   -- Вы врете.

   -- Ей-богу, нет! Просил вас Петр Федорович на обед.

   -- Гм!

   -- Ей-богу! так убедительно просил, что выразить не можно. Что это, говорит, Иван Никифорович чуждается меня, как неприятеля. Никогда не зайдет поговорить либо посидеть.

   Иван Никифорович погладил свой подбородок.

   -- Если, говорит, Иван Никифорович и теперь не придет, то я не знаю, что подумать: верно, он имеет на меня какой умысел! Сделайте милость, Антон Прокофьевич, говорите Ивана Никифоровича! Что ж, Иван Никифорович? пойдем! там собралась теперь отличная компания!

   Иван Никифорович начал рассматривать петуха, который, стоя на крыльце, изо всей мочи драл горло.

   -- Если бы вы знали, Иван Никифорович, -- продолжал усердный депутат, -- какой осетрины, какой свежей икры прислали Петру Федоровичу!

   При этом Иван Никифорович поворотил свою голову и начал внимательно прислушиваться.

   Это ободрило депутата.

   -- Пойдемте скорее, там и Фома Григорьевич! Что ж вы? -- прибавил он, видя, что Иван Никифорович лежал все в одинаковом положении. -- Что ж? идем или нейдем?

   -- Не хочу.

   Это "не хочу" поразило Антона Прокофьевича. Он уже думал, что убедительное представление его совершенно склонило этого, впрочем, достойного человека, но вместо того услышал решительное "не хочу".

   -- Отчего же не хотите вы? -- спросил он почти с досадою, которая показывалась у него чрезвычайно редко, даже тогда, когда клали ему на голову зажженную бумагу, чем особенно любили себя тешить судья и городничий.

   Иван Никифорович понюхал табаку.

   -- Воля ваша, Иван Никифорович, я не знаю, что вас удерживает.

   -- Чего я пойду? -- проговорил наконец Иван Никифорович, -- там будет разбойник! -- Так он называл обыкновенно Ивана Ивановича.

   Боже праведный! А давно ли...

   -- Ей-богу, не будет! вот как бог свят, что не будет! Чтоб меня на самом этом месте громом убило! -- отвечал Антон Прокофьевич, который готов был божиться десять раз на один час. -- Пойдемте же, Иван Никифорович!

   -- Да вы врете, Антон Прокофьевич, он там?

   -- Ей-богу, ей-богу, нет! Чтобы я не сошел с этого места, если он там! Да и сами посудите, с какой стати мне лгать? Чтоб мне руки и ноги отсохли!.. Что, и теперь не верите? Чтоб я околел тут же перед вами! чтоб ни отцу, ни матери моей, ни мне не видать царствия небесного! Еще не верите?

   Иван Никифорович этими уверениями совершенно успокоился и велел своему камердинеру в безграничном сюртуке принесть шаровары и нанковый казакин.

   Я полагаю, что описывать, каким образом Иван Никифорович надевал шаровары, как ему намотали галстук и, наконец, надели казакин, который под левым рукавом лопнул, совершенно излишне. Довольно, что он во все это время сохранял приличное спокойствие и не отвечал ни слова на предложения Антона Прокофьевича -- что-нибудь променять на его турецкий кисет.

   Между тем собрание с нетерпением ожидало решительной минуты, когда явится Иван Никифорович и исполнится наконец всеобщее желание, чтобы сии достойные люди примирились между собою; многие были почти уверены, что не придет Иван Никифорович. Городничий даже бился об заклад с кривым Иваном Ивановичем, что не придет, но разошелся только потому, что кривой Иван Иванович требовал, чтобы тот поставил в заклад подстреленную свою ногу, а он кривое око, -- чем городничий очень обиделся, а компания потихоньку смеялась. Никто еще не садился за стол, хотя давно уже был второй час -- время, в которое в Миргороде, даже в парадных случаях, давно уже обедают.

   Едва только Антон Прокофьевич появился в дверях, как в то же мгновение был обступлен всеми. Антон Прокофьевич на все вопросы закричал одним решительным словом: "Не будет". Едва только он это произнес, и уже град выговоров, браней, а может быть, и щелчков, готовился посыпаться на его голову за неудачу посольства, как вдруг дверь отворилась и -- вошел Иван Никифорович.

   Если бы показался сам сатана или мертвец, то они бы не произвели такого изумления на все общество, в какое повергнул его неожиданный приход Ивана Никифоровича. А Антон Прокофьевич только заливался, ухватившись за бока, от радости, что так подшутил над всею компаниею.

   Как бы то ни было, только это было почти невероятно для всех, чтобы Иван Никифорович в такое короткое время мог одеться, как прилично дворянину. Ивана Ивановича в это время не было; он зачем-то вышел. Очнувшись от изумления, вся публика приняла участие в здоровье Ивана Никифоровича и изъявила удовольствие, что он раздался в толщину. Иван Никифорович целовался со всяким и говорил: "Очень одолжен".

   Между тем запах борща понесся чрез комнату и пощекотал приятно ноздри проголодавшимся гостям. Все повалили в столовую. Вереница дам, говорливых и молчаливых, тощих и толстых, потянулась вперед, и длинный стол зарябел всеми цветами. Не стану описывать кушаньев, какие были за столом! Ничего не упомяну ни о мнишках в сметане, ни об утрибке, которую подавали к борщу, ни об индейке с сливами и изюмом, ни о том кушанье, которое очень походило видом на сапоги, намоченные в квасе, ни о том соусе, который есть лебединая песнь старинного повара, -- о том соусе, который подавался обхваченный весь винным пламенем, что очень забавляло и вместе пугало дам. Не стану говорить об этих кушаньях потому, что мне гораздо более нравится есть их, нежели распространяться об них в разговорах.

   Ивану Ивановичу очень понравилась рыба, приготовленная с хреном. Он особенно занялся этим полезным и питательным упражнением. Выбирая самые тонкие рыбьи косточки, он клал их на тарелку и как-то нечаянно взглянул насупротив: творец небесный, как это было странно! Против него сидел Иван Никифорович!

   В одно и то же самое время взглянул и Иван Никифорович!.. Нет!.. не могу!.. Дайте мне другое перо! Перо мое вяло, мертво, с тонким расщепом для этой картины! Лица их с отразившимся изумлением сделались как бы окаменелыми. Каждый из них увидел лицо давно знакомое, к которому, казалось бы, невольно готов подойти, как к приятелю неожиданному, и поднесть рожок с словом: "одолжайтесь", или: "смею ли просить об одолжении"; но вместе с этим то же самое лицо было страшно, как нехорошее предзнаменование! Пот катился градом у Ивана Ивановича и у Ивана Никифоровича.

   Присутствующие, все, сколько их ни было за столом, онемели от внимания и не отрывали глаз от некогда бывших друзей. Дамы, которые до того времени были заняты довольно интересным разговором, о том, каким о разом делаются каплуны, вдруг прервали разговор. Все стихло! Это была картина, достойная кисти великого художника!

   Наконец Иван Иванович вынул носовой платок и начал сморкаться; а Иван Никифорович осмотрелся вокруг и остановил глаза на растворенной двери. Городничий тотчас заметил это движение и велел затворить дверь покрепче. Тогда каждый из друзей начал кушать и уже ни разу не взглянули друг на друга.

   Как только кончился обед, оба прежние приятели схватились с мест и начали искать шапок, чтобы улизнуть. Тогда городничий мигнул, и Иван Иванович, -- не тот Иван Иванович, а другой, что с кривым глазом, -- стал за спиною Ивана Никифоровича, а городничий зашел за спину Ивана Ивановича, и оба начали подталкивать их сзади, чтобы спихнуть их вместе и не выпускать до тех пор, пока не подадут рук. Иван Иванович, что с кривым глазом, натолкнул Ивана Никифоровича, хотя и несколько косо, однако ж довольно еще удачно и в то место, где стоял Иван Иванович; но городничий сделал дирекцию слишком в сторону, потому что он никак не мог управиться с своевольною пехотою, не слушавшею на тот раз никакой команды и, как назло, закидывавшею чрезвычайно далеко и совершенно в противную сторону (что, может, происходило оттого, что за столом было чрезвычайно много разных наливок), так что Иван Иванович упал на даму в красном платье, которая из любопытства просунулась в самую средину. Такое предзнаменование не предвещало ничего доброго. Однако ж судья, чтоб поправить это дело, занял место городничего и, потянувши носом с верхней губы весь табак, отпихнул Ивана Ивановича в другую сторону. В Миргороде это обыкновенный способ примирения. Он несколько похож на игру в мячик. Как только судья пихнул Ивана Ивановича, Иван Иванович с кривым глазом уперся всею силою и пихнул Ивана Никифоровича, с которого пот валился, как дождевая вода с крыши. Несмотря на то что оба приятеля весьма упирались, однако ж таки были столкнуты, потому что обе действовавшие стороны получили значительное подкрепление со стороны других гостей.

   Тогда обступили их со всех сторон тесно и не выпускали до тех пор, пока они не решились подать друг другу руки.

   -- Бог с вами, Иван Никифорович и Иван Иванович! Скажите по совести, за что вы поссорились? не по пустякам ли? Не совестно ли вам перед людьми и перед богом!

   -- Я не знаю, -- сказал Иван Никифорович, пыхтя от усталости (заметно было, что он был весьма не прочь от примирения), -- я не знаю, что я такое сделал Ивану Ивановичу; за что же он порубил мой хлев и замышлял погубить меня?

   -- Не повинен ни в каком злом умысле, -- говорил Иван Иванович, не обращая глаз на Ивана Никифоровича. -- Клянусь и пред богом и пред вами, почтенное дворянство, я ничего не сделал моему врагу. За что же он меня поносит и наносит вред моему чину и званию?

   -- Какой же я вам, Иван Иванович, нанес вред? -- сказал Иван Никифорович.

   Еще одна минута объяснения -- и давнишняя вражда готова была погаснуть. Уже Иван Никифорович полез в карман, чтобы достать рожок и сказать: "Одолжайтесь".

   -- Разве это не вред, -- отвечал Иван Иванович, не подымая глаз, -- когда вы, милостивый государь, оскорбили мой чин и фамилию таким словом, которое неприлично здесь сказать?

   -- Позвольте вам сказать по-дружески, Иван Иванович! (при этом Иван Никифорович дотронулся пальцем до пуговицы Ивана Ивановича, что означало совершенное его расположение), -- вы обиделись за черт знает что такое: за то, что я вас назвал гусаком...

   Иван Никифорович спохватился, что сделал неосторожность, произнесши это слово; но уже было поздно: слово было произнесено.

   Все пошло к черту!

   Когда при произнесении этого слова без свидетелей Иван Иванович вышел из себя и пришел в такой гнев, в каком не дай бог видывать человека, -- что ж теперь, посудите, любезные читатели, что теперь, когда это убийственное слово произнесено было в собрании, в котором находилось множество дам, перед которыми Иван Иванович любил быть особенно приличным? Поступи Иван Никифорович не таким образом, скажи он птица, а не гусак, еще бы можно было поправить.

   Но -- все кончено!

   Он бросил на Ивана Никифоровича взгляд -- и какой взгляд! Если бы этому взгляду придана была власть исполнительная, то он обратил бы в прах Ивана Никиноровича. Гости поняли этот взгляд и поспешили сами разлучить их. И этот человек, образец кротости, который ни одну нищую не пропускал, чтоб не расспросить ее, выбежал в ужасном бешенстве. Такие сильные бури производят страсти!

   Целый месяц ничего не было слышно об Иване Ивановиче.

   Он заперся в своем доме. Заветный сундук был отперт, из сундука были вынуты -- что же? карбованцы! старые, дедовские карбованцы! И эти карбованцы перешли в запачканные руки чернильных дельцов. Дело было перенесено в палату. И когда получил Иван Иванович радостное известие, что завтра решится оно, тогда только выглянул на свет и решился выйти из дому. Увы! с того времени палата извещала ежедневно, что дело кончится завтра, в продолжение десяти лет!

   Назад тому лет пять я проезжал чрез город Миргород.

   Я ехал в дурное время. Тогда стояла осень с своею грустно-сырою погодою, грязью и туманом. Какая-то ненатуральная зелень -- творение скучных, беспрерывных дождей -- покрывала жидкою сетью поля и нивы, к которым она так пристала, как шалости старику, розы -- старухе. На меня тогда сильное влияние производила погода: я скучал, когда она была скучна. Но, несмотря на то, когда я стал подъезжать к Миргороду, то почувствовал, что у меня сердце бьется сильно. Боже, сколько воспоминаний! Я двенадцать лет не видал Миргорода. Здесь жили тогда в трогательной дружбе два единственные человека, два единственные друга. А сколько вымерло знаменитых людей! Судья Демьян Демьянович уже тогда был покойником; Иван Иванович, что с кривым глазом, тоже приказал долго жить. Я въехал в главную улицу; везде стояли шесты с привязанным вверху пуком соломы: производилась какая-то новая планировка! Несколько изб было снесено. Остатки заборов и плетней торчали уныло.

   День был тогда праздничный; я приказал рогоженную кибитку свою остановить перед церковью и вошел так тихо, что никто не обратился. Правда, и некому было. Церковь была пуста. Народу почти никого. Видно было, что и самые богомольные побоялись грязи. Свечи при пасмурном, лучше сказать -- больном дне, как-то были странно неприятны; темные притворы были печальны; продолговатые окна с круглыми стеклами обливались дождливыми слезами. Я отошел в притвор и оборотился к одному почтенному старику с поседевшими волосами:

   -- Позвольте узнать, жив ли Иван Никифорович?

   В это время лампада вспыхнула живее пред иконою, и свет прямо ударился в лицо моего соседа. Как же я удивился, когда, рассматривая, увидел черты знакомые! Это был сам Иван Никифорович! Но как изменился!

   -- Здоровы ли вы, Иван Никифорович? Как же вы постарели!

   -- Да, постарел. Я сегодня из Полтавы, -- отвечал Иван Никифорович.

   -- Что вы говорите! вы ездили в Полтаву в такую дурную погоду.

   -- Что ж делать! тяжба...

   При этом я невольно вздохнул. Иван Никифорович заметил этот вздох и сказал:

   -- Не беспокойтесь, я имею верное известие, что дело решится на следующей неделе, и в мою пользу.

   Я пожал плечами и пошел узнать что-нибудь об Иване Ивановиче.

   -- Иван Иванович здесь, -- сказал мне кто-то, -- он на крылосе.

   Я увидел тогда тощую фигуру. Это ли Иван Иванович? Лицо было покрыто морщинами, волосы были совершенно белые; но бекеша была все та же. После первых приветствий Иван Иванович, обратившись ко мне с веселою улыбкою, которая так всегда шла к его воронкообразному лицу, сказал:

   -- Уведомить ли вас о приятной новости?

   -- О какой новости? -- спросил я.

   -- Завтра непременно решится мое дело. Палата сказала наверное.

   Я вздохнул еще глубже и поскорее поспешил проститься, потому что я ехал по весьма важному делу, и сел в кибитку. Тощие лошади, известные в Миргороде под именем курьерских, потянулись, производя копытами своими, погружавшимися в серую массу грязи, неприятный для слуха звук. Дождь лил ливмя на жида, сидевшего на козлах и накрывшегося рогожкою. Сырость меня проняла насквозь. Печальная застава с будкою, в которой инвалид чинил серые доспехи свои, медленно пронеслась мимо. Опять то же поле, местами изрытое, черное, местами зеленеющее, мокрые галки и вороны, однообразный дождь, слезливое без просвету небо. -- Скучно на этом свете, господа!

   смушки -- мерлушки, шкурки ягненка.

   очерет -- тростник.

   запаска -- кусок домотканой шерсти, которую носили вместо юбки.

   казимир -- вид полушерстяной ткани.

   канупер -- многолетняя трава с сильным запахом.

   саж -- хлев, в котором откармливают свиней.

   штаметовая бекеша -- бекеша из плотной шерстяной ткани.

   поветовый -- уездный.

   плахта -- ткань, расшитая узором; юбка из такой ткани.

   зерцало -- треугольная призма, на которой наклеивались указы Петра I.

   подсудок -- чиновник земского уездного суда.

   бобон -- опухоль.

   позов -- иск.

   барбарами шмаровать -- бить плетьми.

   утрибка -- кушанье из потрохов.

   Впервые напечатана в альманахе Смирдина "Новоселье" (часть 2-я, 1834), с подзаголовком "Одна из неизданных былей пасичника Рудого Панька". С незначительными стилистическими исправлениями, -- в сборнике "Миргород", 1835. При помещении в собрание сочинений (1842 г.) автор добавил одну фразу в конец первой главы.

   Версия 1.00 от 18 февраля 1998 г. Сверка произведена по Собранию сочинений Н.В.Гоголя в семи томах, изд-во "Художественная литература", Москва, 1967 г.

   Публичная Электронная Библиотека Евгения Пескина -- http://public-library.ru/Gogol.Nikolai/nos.html.

Медиа́ция, в праве — одна из технологий альтернативного урегулирования споров (англ. alternative dispute resolution, ADR) с участием третьей нейтральной, беспристрастной, не заинтересованной в данном конфликте стороны — медиатора, который помогает сторонам выработать определённое соглашение по спору, при этом стороны полностью контролируют процесс принятия решения по урегулированию спора и условия его разрешения.

Имеет определённые условия и правила ведения, очерёдность действий, фаз, а также основывается на следующих принципах:

• добровольность,
• конфиденциальность,
• взаимоуважение,
• равноправие сторон,
• нейтральность и беспристрастность медиатора,
• прозрачность процедуры.

История медиации

Использование посредников для разрешения споров отмечается с древних времён, историки отмечают подобные случаи ещё в торговле финикийцев и Вавилоне. В Древней Греции существовала практика использования посредников (proxenetas), римское право, начиная с кодекса Юстиниана (530—533 н. э.), признавало посредничество. Римляне использовали различные термины для обозначения понятия «посредник» — internuncius, medium, intercessor, philantropus, interpolator, conciliator, interlocutor, interpres, и, наконец, mediator.

В некоторых традиционных культурах к фигуре посредника относились с особым уважением и почитали наряду с жрецами или вождями племени.

Медиация в её современном понимании стала развиваться во второй половине XX столетия, прежде всего, в странах англо-саксонского права — США, Австралии, Великобритании, после чего начала распространяться и в Европе. Первые попытки применения медиации, как правило, касались разрешения споров в сфере семейных отношений. Впоследствии медиация получила признание при разрешении широкого спектра конфликтов и споров, начиная от конфликтов в местных сообществах и заканчивая сложными многосторонними конфликтами в коммерческой и публичной сфере.

Области применения медиации

1. Меж- и внутрикорпоративные споры;
2. Споры в банковской и страховой сфере;
3. Сопровождение проектов, реализация которых затрагивает интересы многих сторон;
4. Конфликты на работе;
5. Семейные споры;
6. Споры, связанные с авторским правом и интеллектуальной собственностью;
7. Медиация в образовании;
8. Межкультурные конфликты, и многое другое.

Медиация и другие согласительные процедуры

«Согласительная процедура» — «зонтичный» термин, охватывающий все виды посредничества и содействия в альтернативном урегулировании споров (конфликтов), к которым обычно относят Переговоры, Медиацию, en:Collaborative law (решение споров через сотрудничество) и Третейский суд.

Существенное различие между медиацией и другими видами посредничества заключается в том, что посредники часто обладают экспертными знаниями в области, являющейся предметом спора (конфликта). В некоторых видах споров посредник обязан предоставлять правовую информацию. Это помогает заключать сторонам любое соглашение в соответствии с нормативными рамками, регулирующими предмет спора, поэтому согласительная процедура может включать в себя консультативный аспект.

В процедуре же медиации посредник-медиатор не имеет консультативных функций. Вместо этого, медиатор стремится помочь сторонам выработать общее понимание конфликта и действовать в направлении урегулирования спора.

Существует несколько различных подходов (стилей) медиации: оценочный, стимулирующий и преобразующий. Оценочный стиль предполагает оценку сильных и слабых аргументов каждой из сторон при обращении в суд, тогда как стимулирующий и преобразующий подходы не предполагают этого.

И посредничество, и медиация служат для выявления спорных вопросов и выработки вариантов решений, взаимоприемлемых для участников конфликта. Все эти процедуры предлагают сравнительно гибкие подходы, а принятые решения должны опираться на согласие всех сторон. Это контрастирует с традиционным судебным процессом, который обычно принимает сторону участника с более весомым правовым аргументом.

Роль медиатора отличается от роли советника или консультанта (психолога). Нижеприведенный список не исчерпывающ, но указывает на важные различия между работой медиаторов и консультантов^[1].

• Медиатор ориентирован на достижение чётких соглашений между участниками спора о том, как они будут решать конкретные вопросы. Консультант больше нацелен на то, чтобы стороны конфликта лучше осознали своё поведение.
• Медиатор, осведомлён о человеческих чувствах, но не чувствует их. Советник принципиально не обеспокоен ни чем.
• Медиатор сосредоточен на том, как люди хотели бы видеть будущее, а не на подробном анализе прошедших событий. Консультант может счесть необходимым исследовать прошлое, подробно выявить происхождение и закономерности убеждений и поведения человека.
• Медиатор контролирует процесс, но не стремится открыто влиять на участников или результат. Советник часто имеет некоторое намерение повлиять на стороны в принятии решений или рассмотрении части вопросов.
• Медиатор, как правило, организует переговоры между сторонами лицом к лицу, и лично присутствует при этом. Советнику не обязательно видеть обе стороны одновременно.
• Медиатор обязан быть нейтральным. Консультант может помогать более активно, если это потребуется.
• Медиация требует от обеих сторон готовности к переговорам. Консультанты могут работать с одной из сторон, даже если вторая сторона не готова или не желает этого.
• Медиация — структурированный процесс, который обычно ограничен одной или несколькими сессиями. Консультирование требует долгого времени, что зависит от потребностей и клиента и от его прогресса в процессе.

В качестве культурно-правовой практики, используемой активно, в частности, в международном праве, является так называемое «мягкое право».

Виды и техники медиации

• Медиация, ориентированная на решение проблем (problem-solving or settlement-directed approach)

Основной особенностью этого подхода является сосредоточенность на интересах людей, а не на позициях: позиция — это исход конфликта, который сторона заявляет как наиболее предпочтительный; интересы — цель, которая должна быть удовлетворена или достигнута. В рамках данного подхода медиатор вначале предлагает сторонам изложить свои позиции, а уже потом помогает им признать, что у сторон существуют общие интересы и потребности.

• Трансформативная медиация (transformative approach)

Данный подход позволяет участникам определить ход медиации, в то время как медиатор следует за ними (а не наоборот, когда участники следуют указаниям медиатора). В данном случае, в центре внимания — общение сторон, предоставление им возможности по-новому взглянуть на происходящее и понять это сердцем, а не только разумом. Здесь ключевыми компонентами являются слышание и слушание: именно это помогает участникам конфликта пережить некую «трансформацию» и прийти к взаимопониманию, что, в свою очередь, способствует признанию ими потребностей друг друга и более чуткому отношению к таким потребностям.

• Нарративная медиация (narrative approach)

Нарративный подход основан на убеждении в том, что медиаторы и участники конфликта оказывают продолжительное влияние друг на друга в ходе диалога, то есть сам процесс выглядит как процесс, в ходе которого участники излагают свой взгляд на происходящее.

• Экосистемная или семейно-ориентированная медиация (ecosystemic or family-focused approach)

Данный подход к медиации хорошо подходит для урегулирования семейных конфликтов потому, что основной задачей в ходе разрешения подобных конфликтов является помощь семьям в преодолении грядущих перемен и сохранении нормальных отношений с детьми. Этот подход также применим к межкультурным конфликтам и спорам между людьми разных поколений.

• Медиация, основанная на понимании (understanding-based approach)

Главная цель этого подхода заключается в разрешении спора посредством понимания, так как более глубокое понимание сторонами их собственных перспектив, приоритетов и интересов, как и перспектив, приоритетов и интересов всех других сторон, делает их способными совместными усилиями преодолеть возникший между ними конфликт. В рамках данного подхода ключевое значение имеет ответственность сторон за те решения, которые они принимают. Такой подход предполагает, что именно сами участники, а не профессионалы, наиболее полно представляют себе суть спора и имеют наилучшие возможности найти решение.

• Восстановительная медиация (restorative mediation)

Этот подход, являющийся близким по смыслу с «понимающим», сформировался как самостоятельный именно в России и вытекает из более широкого подхода к правосудию в целом — «Восстановительное правосудие». «Восстановительная медиация направлена на создание условий для диалога, в процессе которого ответственность за принятые решения лежит на сторонах-участниках конфликта, и в результате которого происходит заглаживание вреда и восстановление отношений, восстановление внутриличностных статусов участников конфликта. Таким образом, основная задача медиатора — не помирить стороны, а создать такие условия для сторон и их диалога, в которых они смогут сами прийти к важному восстановительному эффекту примирения и заключению договора.

• Оценочная медиация (evaluative approach)

Медиатор влияет на процесс медиации, оценивая происходящее, а при определенных обстоятельствах и оказывает влияние на результат диалога, при необходимости предлагая свои варианты разрешения конфликта

Онлайновая медиация

Медиация с помощью Интернет-технологий является одной из разновидностей медиации. Использование Интернет-технологий расширяет возможности медиаторов в спорах между лицами и организациями, которые удалены друг от друга или в силу иных причин (например, инвалидности) не могут принимать непосредственное участие в процедурах медиации, а также в ситуациях, где значимость спора не оправдывает стоимость личного присутствия медиатора. Онлайновая медиация может также оказаться полезной в качестве предварительной фазы основного процесса медиации — например, в ситуациях, где важную роль играет фактор времени, для начала подготовки сторон и проведения процедуры мозгового штурма.

Медиатор и фасилитатор

• Медиатор (посредник) — человек или группа людей, которые, являясь третьей нейтральной, независимой стороной, не заинтересованной в данном конфликте, помогают конфликтующим разрешить имеющийся спор. В некоторых школах медиации медиатор может играть более активную роль, в то время как в других роль медиатора сводится в основном к фасилитации (содействию).
• Фасилитатор отвечает за организацию переговоров (следит за соблюдением регламента и структурой процесса), содействует сторонам при их проведении.

Образование в области медиации ( пока этого раздела нет)

В Российской Федерации принят Федеральный закон от 27.07.2010 N 193-ФЗ (ред. от 23.07.2013) "Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)" ^[2]

Медиация в Казахстане обрела официальный статус в 2011 году, хотя на практике в ограниченном объёме применялась в течение нескольких лет до того.

Профессионалами в процедуре медиации принято считать лиц, которые достигли возраста 25 лет, имеющих диплом о высшем образовании и документ, подтверждающий прохождение курса обучения медиаторов. В соответствии с Постановлением Правительства Российской Федерации от 3 декабря 2010 г. № 969 г. Москва „О программе подготовки медиаторов“ программа данного курса обучения должна быть обязательно утверждена Министерством образования и науки Российской Федерации по согласованию с Министерством юстиции Российской Федерации. Принятый впоследствии Приказ Министерства образования и науки Российской Федерации (Минобрнауки России) от 14 февраля 2011 г. № 187 г. Москва „Об утверждении программы подготовки медиаторов“ раскрывает понятие, содержание и структуру образовательной программы по подготовке медиаторов, а также перечисляет модули, учебный план, необходимое количество часов, сроки и этапы проведения итоговой аттестации.

Программа подготовки медиаторов является дополнительной профессиональной образовательной программой профессиональной переподготовки. Она служит основой для разработки и утверждения организациями, осуществляющими в соответствии с законодательством Российской Федерации подготовку медиаторов, специализированных учебных программ. Программа осваивается по очной форме обучения и состоит из трёх образовательных программ повышения квалификации, среди которых: „Медиация. Базовый курс“, „Медиация. Особенности применения медиации“, „Медиация. Курс подготовки тренеров медиаторов“. Каждая из трёх образовательных программ повышения квалификации завершается итоговой аттестацией и выдачей документа о повышении квалификации, форма которого определяется организацией, осуществляющей подготовку медиаторов. Указанные документы заверяются печатью данной организации. Результатом обучения по Программе предполагается получение слушателями знаний, умений, приобретение навыков, необходимых для ведения деятельности в качестве медиатора на профессиональной основе, а также преподавания медиации. Следует также отметить, что освоение Программы должно быть завершено в течение пяти лет с момента успешного завершения обучения по образовательной программе „Медиация. Базовый курс“.

Приказ Министерства образования и науки Российской Федерации (Минобрнауки России) от 14 февраля 2011 г. N 187 г. Москва „Об утверждении программы подготовки медиаторов“.

Кодекс поведения медиаторов

Европейский Кодекс Поведения Медиаторов (англ. European Code of Conduct for Mediators) — свод этических правил посредников, разработанный группой профессиональных медиаторов при поддержке Европейской комиссии. Принят 2 июля 2004 года на конференции Европейской Комиссии в Брюсселе, и одобрен профессиональными посредниками и лицами, интересующимися вопросами медиации^[3]. Этот Кодекс устанавливает ряд принципов, к которым может присоединиться любой медиатор на добровольной основе и под свою личную ответственность. Кодекс предназначен для применения во всех видах медиации по гражданским и коммерческим делам.^[4] Приверженность кодексу не должна вступать в противоречие с национальным законодательством или правилами, установленными в отдельных профессиях.

Медиация в мире

Медиация в США

Экспериментальные программы медиации с использованием добровольцев-медиаторов начались в США в начале 1970-х в нескольких крупных городах. Они оказались настолько успешными, что сотни других программ были проведены по всей стране в следующие 2 десятилетия, и в настоящее время практика медиации широко распространена в Соединенных Штатах.

Судебная практика США ориентирована на то, чтобы большинство споров разрешалось добровольно до суда, а судья может прервать суд и посоветовать сторонам поработать с медиатором^[5]. Без медиаторов в сфере экономики, политики, бизнеса в этой стране не проходит ни один серьёзный переговорный процесс, выпускаются журналы, освещающие проблемы медиации („Ежеквартальный журнал по медиации“). Существует Национальный институт разрешения диспутов, который занимается разработкой новых методов медиации, действуют частные и государственные службы медиации. Большое влияние имеет Американская арбитражная ассоциация (American Arbitration Association), которая утвердила свои Правила третейского разбирательства (арбитража) и медиации, используемые, в том числе, при рассмотрении внутренних споров.

Медиация в Европе

К настоящему моменту растущее число европейских стран приняло законы о медиации между правонарушителем и потерпевшим. Эта законодательная база может в некоторых случаях применяться и для конференций. До представления общей картины следует отметить, что не всегда в законах используется термин «медиация». В некоторых странах медиация упоминается в законах опосредованно, например, говорится о возможности возмещения, примирения или «принятия ответственности» перед потерпевшим. Более того, в случаях, когда медиация упоминается в законах непосредственно, она описывается в общих словах. Это также предполагает, что правовые гарантии не содержатся в формальном законе, а, если они и существуют, то во второстепенных постановлениях, или в прецедентах. Более того, формальный закон часто не содержит информации о положении и организации служб медиации или о статусе медиаторов. В общем, в Европе можно выделить три типа правового регулирования медиации.

• Во-первых, медиация закреплена в законах о ювенальной юстиции. Подобное существует в Каталонии (Испания), Англии и Уэльсе, Финляндии, Германии, Ирландии и Польше. Медиация в данном случае инициируется прокурором или судьёй (или, как в Англии и Уэльсу полицией или службой пробации) и действует как один из альтернативных видов воздействия по уголовным делам.
• Во-вторых, медиация в отношении взрослых правонарушителей может регулироваться положениями уголовно-процессуальных кодексов (Австрия, Бельгия, Финляндия, Франция, Германия, Польша, Словения) и/или путём отдельных положений в уголовных кодексах (Финляндия, германия, Польша). В Австрии и Франции в уголовно-процессуальном кодексе также устанавливается медиация для несовершеннолетних (réparation[возмещение] во Франции). Наиболее распространённой является система, когда медиация инициируется прокурором, который, в соответствии с его или её полномочиями, может принять решение о передаче дела на медиацию и организовать последующее исполнение, как только процесс медиации завершён. Как правило, речь идёт об условном освобождении. В Швейцарии в уголовном кодексе предусматривается возможность медиации на стадии после вынесения приговора, в частности во время отбывания наказания в тюрьме, а также существует федеральный закон о содействии жертвам правонарушений.
• В-третьих, медиация может регулироваться автономным «законом о медиации», в котором в деталях устанавливаются организация и процесс медиации. Подобный закон существует с 1991 года в Норвегии (Закон о муниципальных комитетах по медиации, применяется как к несовершеннолетним, так и к взрослым, и охватывает и уголовные и гражданские правонарушения). В 2002 году в Швеции был принят закон о медиации, который также должен исполняться в сотрудничестве с муниципальными службами. В эту категорию также подходит закон о службах пробации и медиации Чешской республики (2001) по которому создана база для работы служб пробации и медиации на территории всей страны.

В отношении необходимости законодательства следует упомянуть Рамочное решение Совета Европейского Союза от 15 марта 2001 о положении правонарушителей в уголовном процессе. Данное постановление определяет медиацию по уголовным делам как «поиск, до или во время уголовного процесса, решения путём переговоров между потерпевшим и правонарушителем, при посредничестве компетентного лица» (статья 1). В Статье 10 устанавливается, что каждое государство—член Евросоюза: «должно пытаться продвигать медиацию по уголовным делам по правонарушениям, которые оно считает подходящими для подобных мер» (и) должно обеспечить принятие во внимание согласия между потерпевшим и правонарушителем, достигнутого в ходе подобной медиации по уголовным делам".

В статье 17 устанавливается, что это должно быть приведено в исполнение через «законы, постановления и административные постановления до 22 мая 2006».

В отношении необходимости законодательства следует упомянуть Рамочное решение Совета Европейского Союза от 15 марта 2001 о положении правонарушителей в уголовном процессе. Данное постановление определяет медиацию по уголовным делам как «поиск, до или во время уголовного процесса, решения путём переговоров между потерпевшим и правонарушителем, при посредничестве компетентного лица» (статья 1). В Статье 10 устанавливается, что каждое государство член Евросоюза: «должно пытаться продвигать медиацию по уголовным делам по правонарушениям, которые оно считает подходящими для подобных мер» (и) должно обеспечить принятие во внимание согласия между потерпевшим и правонарушителем, достигнутого в ходе подобной медиации по уголовным делам".

В соответствии с принципом презумпции невиновности (Статья 6.2. Европейской Конвенции по правам человека), решение о признании виновным может приниматься органами уголовного правосудия только в условиях надлежащего судебного процесса. Как этот принцип согласовывается с медиацией, которая предполагает признание фактов, однако что обычно происходит на досудебной стадии, до установления вины? На самом деле, медиация не имеет смысла, если не известны основные факты дела. Следовательно, передача дел на медиацию должна руководствоваться требованием, что предполагаемый правонарушитель признает некую степень ответственности за указанный поступок. В соответствии с параграфом 14 рекомендации: «основные факты дела должны обычно признаваться обеими сторонами в качестве основы медиации. Участие в медиации не должно использоваться в качестве доказательства или признания вины в последующем судебном процессе». Таким образом, предполагаемому правонарушителю не нужно признавать вину в юридическом смысле этого термина. Более того, участие в медиации не должно быть использовано против обвиняемого, если дело после медиации передаётся обратно органам уголовного правосудия. Вышеуказанное демонстрирует очевидность того, что использование медиации и восстановительного правосудия в общем, основывается не на юридическом понятии признания вины, а на более широком, моральном понятии. В настоящее время изыскивается более гибкое и открытое определение, такое, которое было бы недостаточным для признания уголовной ответственности. В данном случае можно привести в пример закон о ювенальной юстиции Австрии, в котором устанавливается, что правонарушитель должен «согласиться или принять ответственность за своё правонарушение». В этом отношении интересно, что по положениям австрийского закона действие перестаёт считаться уголовно наказуемым по своей природе по причине проведённых после восстановительных действий со стороны лица, совершившего правонарушение (Groenhuijsen, 2000). Необходимо выполнение дополнительных правовых гарантий во время проведения медиации. Особо упоминаются в рекомендации (параграф 8) право на юридическую помощь, перевод и, для несовершеннолетних, на помощь со стороны родителей. Эти права должны реализовываться во время процесса медиации.

Медиация в Азии

Так как азиатские страны придерживаются довольно консервативного подхода к решению проблем, то и институт медиации не получил достаточного распространения в странах Азии.

Медиация в Австралии

В Австралии до недавнего времени не существовало национальной системы аккредитации для ADR -организаций, однако, после Национальной конференции по медиации в мае 2006 года, началось формирование национальной системы стандартов аккредитации в области медиации^[6]. Представители ADR -организаций признают, что медиаторы (в отличие от арбитров или посредников) должны иметь профессиональную аккредитацию. В Австралии большое количество организаций прибегают к услугам медиаторов, но клиенты медиаторов не могут получить подтверждения, что им оказываются услуги надлежащего качества. Из-за большого разнообразия услуг, оказываемых ADR -организациями, сложно выработать набор стандартов, которые могли бы применяться ко всем услугам в сфере ADR, в то же время идёт выработка стандартов для отдельных видов ADR^[7]

Медиация в России

В настоящее время в России применение медиации в арбитражных и гражданских судах регламентируется Федеральным законом № 193-ФЗ «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)», вступившим в силу с 1 января 2011 года.

Этим законом устанавливается внесудебная процедура урегулирования гражданско-правовых споров при участии нейтральных лиц (медиаторов) как альтернатива судебному или административному разбирательству. Определяется сфера применения — урегулирование гражданских, семейных и трудовых споров. При этом процедура медиации не может применяться в гражданских, трудовых, семейных отношениях, если результаты урегулирования спора могут затронуть интересы третьих лиц, не участвующих в процедуре медиации, или публичные интересы (например, по делам о несостоятельности (банкротстве).

Устанавливаются требования к соглашению о проведении процедуры медиации. Соглашение заключается в письменной форме и должно содержать сведения: о сторонах, предмете спора, медиаторе (медиаторах) или организации, осуществляющей оказание услуг по проведению процедуры медиации, порядке проведения процедуры медиации, условиях участия сторон в оплате расходов, связанных с проведением процедуры медиации, сроке проведения процедуры медиации (он не должен превышать 180 дней). При этом медиатор и стороны должны принимать все возможные меры к тому, чтобы указанная процедура была завершена в срок не более 60 дней.

Назначение медиатора производится по взаимному соглашению сторон, а услуги по проведению процедуры медиации могут оказываться как на платной, так и на бесплатной основе. В законе прописаны также процедуры медиации — внесудебная, досудебная и судебная, предусматривающая проведение процедуры медиации на любой стадии судебного разбирательства. Устанавливаются требования к медиаторам, деятельность которых может осуществляться как на профессиональной основе (лица, достигшие возраста 25 лет, имеющие высшее профессиональное образование и прошедшие курс обучения по программе подготовки медиаторов, утверждаемой в порядке, определяемом Правительством РФ), так и на непрофессиональной основе (лица, достигшие возраста 18 лет, обладающие полной дееспособностью и не имеющие судимости), а также особенности правового положения саморегулируемых организаций медиаторов и их основные функции.

Помимо этой сферы применения медиации, существует совсем другое направление деятельности, которое заключается в создании школьных служб примирения, членами которых становятся сами ученики школы. Они обучаются навыку медиации и образуют самостоятельную форму школьного самоуправления. Благодаря этому в школах, где функционируют такие службы, повышается степень ответственности и коммуникативной компетентности среди обучающихся.

С 2008 в России издаётся профессиональный журнал для медиаторов — «Медиация и право». С 2005 года в Москве раз в два года проводятся международные конференции, посвящённые медиации^[8].

В 2009 году создан Центр медиации при Уральской государственной юридической академии - первый на тот момент центр медиации при юридическом вузе.

В 2010 году было создано Некоммерческое партнерство "Сибирский центр медиации и права".

В 2011 была создана Национальная организация медиаторов, соучредителями которой выступили Российский Союз Промышленников и Предпринимателей, Торгово-Промышленная палата России, Ассоциация юристов России и Центр медиации и права^[9]. Президентом организации стала Ц. А. Шамликашвили.

В 2011 году также создано Некоммерческое партнерство "АЛЬЯНС ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ МЕДИАТОРОВ".

С октября 2011 года на территории Приволжского федерального округа начала активно функционировать некоммерческая организация «Лига медиаторов Поволжья». Центральный офис организации находится в городе Казань.

В 2012 году на территории Сибирского федерального округа продолжило в новом статусе свою деятельность Некоммерческое партнерство "Профессиональная Лига Медиаторов".

14 и 15 ноября 2014 года в Липецке прошла III Международная научно-практическая конференция "Практика медиации в России: проблемы, трудности, решения". Её организаторы - администрация Липецкой области, Липецкий областной суд, Липецкая Торгово-промышленная палата и Центр медиации Уральского государственного юридического университета. В форуме приняли участие около 700 человек из 41 субъекта Российской Федерации. Это судьи, представители органов государственной власти, общественных организаций, бизнес-структур, адвокатского сообщества, медиаторы, корпоративные и частнопрактикующие юристы, преподаватели и студенты высших учебных заведений. В ходе форума был представлен опыт проведения процедур медиации в различных регионах России, обсуждались проблемы дальнейшего внедрения альтернативных способов разрешения споров в деятельность судов и других государственных органов. Среди гостей доктора права, профессора из зарубежных стран – Финляндии, Хорватии и Италии, которые поделились опытом развития практики медиации в своих странах.

В 2015 году была создана 45-я Коллегия медиаторов при Торгово-промышленной палате Московской области. В своей деятельности Коллегия руководствуется Конституцией Российской Федерации, международными договорами Российской Федерации, Федеральным законом от 27 июля 2010 года N 193-ФЗ «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)» (далее - Закон о медиации), настоящим Положением, Регламентом Коллегии медиаторов при Торгово-промышленной палате Московской области (далее - Регламент), Положением о сборах и расходах Коллегии медиаторов при Торгово-промышленной палате Московской области (далее - Положение о сборах и расходах).

Медиация в Украине

На законодательном уровне на Украине понятие, процедура, принципы медиации не закреплены. На рассмотрение Верховной рады Украины вынесено несколько законопроектов «О медиации», однако по настоящий момент закон, который бы регулировал данный вид деятельности не принят.

На практике процедура медиации на Украине активно используется. Результаты её применения показывают, что решение споров путём медиации, как на стадии досудебного урегулирования, так уже и в процессе слушания дела в суде, являются эффективными на Украине. Разрешают споры по разным категориям дел: семейные, жилищные, трудовые, имущественные, др. Также проводятся эксперименты разрешения споров по уголовным и административным делам. Созданы центры, которые занимаются обучением специалистов и просветительской деятельностью в этой области. Адвокаты и адвокатские объединения используют медиацию как механизм урегулирования конфликтов. Например, только за первое полугодие 2016 года адвокатским объединением «Коллегией адвокатов Украины» из общего количества споров по гражданским, хозяйственным, административным и уголовным делам, по которым клиенты обращались за правовой помощью — 80 % были разрешены путём медиации.

Что касается законодательного урегулирования медиации в адвокатской деятельности, то в правилах адвокатской этики Украины указано, что действия адвоката, который осуществляет функцию медиатора, должны соответствовать международно-признанным этическим нормам медиации. А в статье 55 основного закона Украины — Конституции Украины указано, что каждый имеет право любыми не запрещёнными законом способами защищать свои права. Соответственно, такой способ защиты своих интересов как медиация разрешён и пригоден для использования на Украине.

Не смотря на то, что Закон «О медиации» на Украине не принят, в ряде нормативных актов косвенно поощряется применения медиации. В гражданском кодексе Украины имеются нормы, которые определяют возможность сторон прийти к мировому урегулированию спора на любой стадии судебного процесса (статья 31). Содержание же и требования к мировому соглашению в гражданском судопроизводстве закреплены в статье 131 гражданско-процессуального кодекса Украины. В статье 78 хозяйственного кодекса Украины также предусмотрено заключение мирового соглашения сторон. Аналогичные нормы содержаться в Кодексе административного судопроизводства. Институт примирения сторон отображён в статье 51. Украинское законодательство имеет основания для внедрения медиации и в уголовном процессе. В статье 46 уголовного кодекса Украины предусмотрен институт примирения с потерпевшим, в статье 45 этого же кодекса указано деятельное раскаяние.

См. также

• Альтернативное урегулирование споров
• Медиация онлайн
• Посредничество
• Переговоры
• Третейский суд

Примечания

Литература

• Бесемер, Христоф. Медиация: Посредничество в конфликтах / Перевод с нем. Н. В. Маловой — Калуга: Духовное познание, 2004. — 176 с.
• Бирюков П. Н. Процедура медиации в Австрии / П. Н. Бирюков, А. В. Пронин // Арбитражный и гражданский процесс. — 2011. — № 10. — c. 42-46.
• Бирюков П. Н. Об институте медиации в Германии / П. Н. Бирюков, А. В. Пронин // Российский судья. — 2015. — № 2. — с. 12-14. .
• Ватцке, Эд. «Вполне возможно, эта история не имеет к вам никакого отношения…» : истории, метафоры, крылатые выражения и афоризмы в медиации — М.: Межрегиональный центр управленческого и политического консультирования, 2009. — 144 с. ISBN 978-5-98872-013-3
• Ведение переговоров и разрешение конфликтов / Перевод с англ. — М.: Альпина Бизнес Букс, 2006. — 226 с. ISBN 5-9614-0227-4
• Герзон, Марк. Лидерство через конфликт: Как лидеры-посредники превращают разногласия в возможности / Пер. с англ. Павла Миронова. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2008. — 344 с. ISBN 978-5-902862-72-7
• Петоченко Т.М. ПЕРСПЕКТИВЫ РАСШИРЕНИЯ ПРИМЕНЕНИЯ ПРИМИРИТЕЛЬНЫХ ПРОЦЕДУР ПРИ РАЗРЕШЕНИИ ТРУДОВЫХ СПОРОВ В РЕСПУБЛИКЕ БЕЛАРУСЬ // Право в современном белорусском обществе: Сборник научных трудов. Выпуск 6. — 2011. — С. 430-436.
• Ломанн, Фридрих. Разрешение конфликтов с помощью НЛП: Техники улаживания конфликтов и ведения посреднических переговоров, консультирования пар и медиации методами Вирджинии Сатир, Джона Гриндера и Тиса Шталя: Учебник и сборник упражнений. — СПб.: Издательство Вернера Регена, 2007. — С. 200. — ISBN 978-5-903070-12-1.
• Медиация — искусство разрешать конфликты. Знакомство с теорией, методом и профессиональными технологиями / Составители: Г.Мета, Г.Похмелкина / Перевод с нем. Г.Похмелкиной. — М.: Издательство Verte, 2004. — 320 с. ISBN 5-94866-002-8
• Паркинсон, Лиза. Семейная медиация. — М.: Межрегиональный центр управленческого и политического консультирования, 2010. — 420 с. ISBN 978-5-98872-012-6
• Пель, Махтельд. Приглашение к медиации. Практическое руководство о том, как эффективно предложить разрешение конфликта посредством медиации. — М.: Межрегиональный центр управленческого и политического консультирования, 2009. — 400 с. ISBN 978-5-98872-017-1
• Сасскайнд Лоуренс, Шамликашвили Цисана, Демчук Артур. Менеджмент трудных решений в XXI веке: Секреты построения консенсуса, или Как сделать так, чтобы довольны были все. — М.: Межрегиональный центр управленческого и политического консультирования, 2009. — 208 с. ISBN 978-5-98872-015-7
• Хертель, Анита фон. Профессиональное разрешение конфликтов: Медиативная компетенция в Вашей жизни. — СПб.: Издательство Вернера Регена, 2007. — С. 272. — ISBN 978-5-903070-11-4.
• Хертель, Анита фон. Р-р-р-р! Почему мы спорим друг с другом, и как мы можем извлекать из этого пользу. — СПб.: Издательство Вернера Регена, 2008. — С. 176. — ISBN 978-5-903070-17-6.
• Шамликашвили Цисана. Медиация как метод внесудебного разрешения споров. — М.: Межрегиональный центр управленческого и политического консультирования, 2006. — 86 с. ISBN 5-98872-002-1
• Загайнова С. К., Ярков В. В. Комментарий к Федеральному закону «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)» — Москва-Берлин: издательство Infotropic media, 2011. — 231 с. ISBN 978-5-9998-0046-6

Ссылки

Читайте также:

• Обидчивость
• Месть
• Как устроен мир
• Роли человека
• Ненависть к людям

Тайный смысл Прощеного воскресенья

Великий пост - это время очищения. Каждый человек должен претерпеть некоторые изменения в своей душе, чтобы быть достойным встретить самый крупный двунадесятый праздник церковного календаря - Пасху.

Последний день перед постом называют еще неделей о Страшном Суде. "Неделя" в христианском понимании означает воскресенье. На службе в церкви говорят о Страшном Суде, как о втором пришествии Христа. Он вернется на Землю со своим Отцом, Богом нашим. Целью будет Суд, который не обойдет стороной никого из живущих и неживущих.

Каждый ответит за свои грехи, ожидая милости Божьей. Мы все будем ждать того, чтобы нас простили. Вот для чего необходимо Прощеное воскресение - чтобы научить каждого из нас прощать, ведь даже молитва "Отче наш" содержит такие слова: "Прости нам прегрешения наши, яко же и мы прощаем должников наших".

Это одна из самых важных заповедей христианства. Умейте прощать других людей, чтобы Бог прощал вас. Не держите зла ни на кого. Пусть ваши сердца очистятся от черной зависти, злобы, ненависти. Для этого нужно просто забыть о том, что вам сделали плохого люди.

Кого и за что прощать в этот день

Важно в этот день не только попросить прощения, но и искренне простить тех, кто вас об этом просит. Вы можете не просить прощения ни у кого, если вы не чувствуете своей вины, хотя это почти невозможно. Извинитесь перед своими родителями за непослушание, перед близкими - за свои резкие слова. Всегда можно найти то, за что извиниться, ибо мы каждый день делаем что-то неправильное.

В Прощеное воскресенье очень важна искренность. Прощение грехов других людей перед вами очищает вашу собственную душу.. Очень важно научиться прощать даже тех, кто не раскаивается в своих поступках.

Это будет самая лучшая подготовка к Великому посту. Вы будете достойны того, чтобы Бог простил вас. Вложите душу в этот день, сделав доброе дело. Это светлое воскресение, которое должно быть наполнено вселенской любовью и теплом.

КУЛЬТУРА ИЗВИНЕНИЯ
Кузнецова Е.С.
УлГПУ имени И.Н.Ульянова, педагогический факультетг. Ульяновск

Извинение - это те слова, с помощью которых говорящий стремится исправить или даже предотвратить ситуацию, в которой его авторитету может быть нанесён ущерб неким несовпадением с ожиданием партнера. Звучать и выражаться оно может по-разному: это могут быть просто слова, подтверждающие осознание вины.

     Слова извинения есть во многих языках. В русской, немецкоязычной, американской культуре объяснения без добавления формулы извинения не считаются извинениями, речевой акт выполняет функцию извинения только в том случае, если в качестве продолжения допускается принять извинение, отклонить его или произнести минимальный ответ.

     Объяснения того, как произошёл вызывающий чувство вины случай, не могут сами по себе выполнять роль извинений, поскольку объяснение, хотя и представляет признание наличия смягчающих обстоятельств, но со стороны говорящего не является признанием вины. Поэтому нельзя путать объяснения с извинениями. Приводя объяснение, человек признает, что что-то не в порядке. Нередко объяснение перерастает в оправдание.

     Называние обстоятельств, вызвавших отрицательную оценку, могут подготавливать извинение или сделать его лишним, но может и само выполнять роль извинения.

     Уверение в том, что говорящий не хотел совершать того, что совершил, предназначены преимущественно для усиления извинения. Они чаще сочетаются с формулой «извините», поскольку с их помощью говорящий указывает на неконтролируемость совершенного действия и как бы представляет неоспоримое оправдание. Например: (Извини) Я не хотел тебя обидеть.

    Уверения в том, что говорящий не хотел причинить ущерб, могут сочетаться с уверением в том, что он, наоборот, хотел совершить что-то положительное для адресата. Например: Я не знала, что так получится, я хотела как лучше.

    Для того чтобы подчеркнуть ненамеренность и неожиданность ущерба для него самого, человек, причинивший ущерб (особенно - в случае серьезного ущерба), охотно указывает на то, что он сам сильно смущен и растерян, преувеличивая негативный результат. Например: Тут произошла такая страшная история... У меня пропали твои ключи. Прямо не знаю, что делать...

    Извинения могут выражаться более интенсивно или менее, в зависимости от того, какими словами оно сопровождается. Извинения, которым предшествуют междометия, а также употребляемые с наречиями, обращениями, более эффективны.

    Извинения могут сопровождаться мимикой и жестами, могут быть более или менее убедительными, эмоциональными.

В русском языке можно выделить следующие формулировки извинений:

- когда просят прощение за какую-либо вину: Извини... за...; Прости... за...

- стилистически повышенные формы извинения: Простите мою оплошность.

- извинения с обоснованием вины: Я виноват в том, что...Прошу прощения.

- извинения с  указанием причины: (Я) прошу (у вас) прощения за то, что...

- выражение просьбы простить: Прошу меня простить!

- извинения с оттенком официальности: Приношу свои (глубокие) извинения!

- обороты с глаголом "хотеть" или со значением долженствования: Я хочу (мне хочется, я хотел бы, мне хотелось бы) извиниться (перед вами)

- эмоционально-экспрессивные выражения извинения: Если ты можешь, извини меня (прости меня, не сердись на меня)!

- преувеличенный способ извинения: Тысяча извинений!

 Культура извинения, как и любая другая культура, развивается, меняется. В настоящее время в молодежной среде можно услышать формулировки извинений из других языков (например, sorry или pardon). Это связано со все большим проникновением в русский язык иноязычных слов. 

    Извиниться - значит понять свою вину, но не любого извинившегося можно извинить. Человек, владеющий культурой извинения, вежливый, воспитанный,  всегда более коммуникабелен, успешен и удачлив.

История появления праздника Прощеное Воскресенье — 13 неизвестных традиций празднования прощеного воскресенья

Прощеное воскресенье – церковный праздник, который отмечается накануне Великого поста. В этот день люди просят прощение за неблаговидные поступки и прощают сами. «Бог простит, и я прощаю», – так принято отвечать всякому, кто повинится перед тобой.

Прощеное воскресенье – светлый, добрый праздник покаяния и милости по отношению к ближнему.

13 интересных фактов о празднике Прощеное воскресенье

1. Истоки традиции просить прощения перед Великим Постом

Две тысячи лет назад Египет принял беглых Марию и Иисуса и защитил их от царя Ирода. С тех пор в стране распространилось православие, открылись монастыри, в которых и зародилась традиция Прощеного воскресенья.

На время Великого поста монахи уходили в пустыню, чтобы в уединении молиться и готовиться ко дню Пасхи. Они понимали, что сорокадневное пребывание в одиночестве наедине с дикой природой – серьезное испытание, и не всем суждено вернуться домой.

Перед уходом монахи просили прощение друг у друга, навсегда прощаясь со своими братьями.

2. Второе название праздника Прощеное Воскресенье

Второе название праздника – день Адамова изгнания.

Бог выдворил Адами и Еву из Рая не за то, что они совершили грех, а за отказ признаться в содеянном. На долю первых людей выпало немало испытаний, а всё — из-за их гордыни и упрямства.

Этот эпизод из Евангелия учит нас быть открытыми по отношению друг к другу, признавать свою вину и не держать обиды на своих недругов.

3. Почему так важно научиться прощать и просить прощения?

Почему так важно уметь просить прощение и прощать? Об этом прямо говорится в Священном Писании: тот, кто не простит ближнего и сам не повинится перед ним, не сможет рассчитывать на прощение Всевышнего, а значит, после смерти не попадет в Царство Божье.

Бессмысленно каяться перед Богом, если ты копишь обиды и не желаешь признавать свои ошибки, совершенные по отношению к окружающим людям.

4. Смысл праздника Прощеного Воскресенья

В этот праздник церковь напоминает: собирайте сокровища не на земле, а на небе. Это красивое иносказательное изречение означает буквально следующее: заботьтесь не о приумножении богатства, а о совершенствовании своей души. Подлинную ценность представляют не материальные блага, а внутренняя красота.

Прощая и каясь, человек делает первый шаг к истинной духовности.

5. Отношение к празднику на Руси

На Руси Прощеное воскресенье почитали особым образом. В этот день не считалось зазорным попросить прощение у человека, низшего по статусу или чину. Государи кланялись перед подданными, генералы винились перед простыми солдатами.

В день Прощеного воскресенья ровно на сутки прекращались все сражения.

6. Как отмечали Прощеное воскресенье раньше?

Прощеное воскресенье традиционно приходится на последний день Масленицы.

Этот праздник имеет языческие корни, но настолько тесно вошел в сознание людей, что его традиции перемешались с церковными.

В этот день народ провожал зиму песнями и весельем, а также ходил на кладбище, чтобы попросить прощение у умерших родственников. На могиле оставляли блины – «помин» для усопших.

7. Прощеное воскресенье в Православной церкви

На Прощеное воскресенье в церквях совершается праздничная литургия, а после нее – Чин прощения. Это — особая процедура покаяния священнослужителей перед прихожанами. Необычно наблюдать, как священник просит прощение у простых людей, преклоняя голову перед ними.

8. Праздники, подобные Прощеному воскресенью, в других религиях

В мировых религиях идея прощения воплотилась в праздниках: Йом Кипур в иудаизме и Сура Ат-Тауба в мусульманстве. В эти дни принято каяться перед живыми и мертвыми за неугодные Богу поступки.

Прощеное воскресенье с той религиозной подоплекой, что есть в православии, сохранилось только в греко-католической церкви.

9. Когда празднуют Прощеное воскресенье?

Временные рамки многих праздников, в том числе и Прощеного воскресенья, сдвинуты, относительно общепринятых представлений о сутках. Праздник начинается в субботу после заката, а завершается в воскресенье с наступлением сумерек.  Воскресным вечером проходит первая служба Великого поста.  Люди, соблюдающие пост, уже вечером не едят мясные и молочные продукты.

10. Что значит — прощать?

Церковь учит прощать, но почему иногда это так сложно сделать?

Психологи говорят о том, что часто причина обиды кроется в неоправданных ожиданиях по отношению к окружающим. Человеку свойственно приписывать другим людям качества, которыми они не обладают, и требовать от них больше, чем они могут дать.

Мы слишком мало знаем о людях вокруг нас и не утруждаем себя необходимостью изучить ближнего, понять его мысли и чувства. Обида настигает нас в тот момент, когда человек поступает не так, как мы это представляли.

Простить — значит принять, что другой волен поступать так, как считает нужным, и мы не можем предугадать его действия. Нет ожиданий – нет разочарования и обиды.

11. Прощение и псевдопрощение

Прощение должно быть искренним, а не формальным. Только в этом случае Бог оценит старания человека.

Зачастую под маской прощения скрывается псевдопрощение, когда человек желает оборвать все связи с обидчиком, забыть о его существовании. Этот подход в корне неверен. Исключая человека из своей жизни, мы продолжаем копить злобу в отношении его, и прощение не происходит.

12. Влияние обид на жизнь человека

Обида действует разрушительно на человеческий организм.

Отрасль психологии – психосоматика – занимается изучением связи психики и физического здоровья. Доказано, что застарелые, многолетние обиды провоцируют заболевания сердечно-сосудистой системы и онкологию.

13. Значение Прощеного воскресенья в жизни человека

После Прощеного воскресенья наступает Великий пост – сложное испытание для верующего человека. Испокон веков православные готовились к нему, и духовное очищение в виде прощения было обязательной составляющей моральной подготовки.

И все же прощение – не акция одного дня. Как говорили святые отцы, нельзя откладывать прощение на «потом» и ждать Прощеного воскресенья.

Традиции Прощеного воскресенья призваны «лечить» современное общество. Озлобленность и суета преследуют людей. Как часто мы не замечаем, что причиняем боль окружающим и копим обиду, обрастая врагами.

Этот праздник дает возможность очистить совесть и заставляет задуматься о духовности, которую мы так стремительно теряем.

Автор: свящ. Александр Шмеман
Опубликовано: Воскресные беседы // М.: "Паломник", 2002; стр. 196-9.

> Последний день перед Великим постом всегда назывался в быту прощеным воскресеньем. В этот день читаются в церкви слова Христа: "Если вы не простите от сердца прегрешений друг другу, и Отец ваш Небесный не простит вам прегрешений ваших". Вечером же, в самый канун поста, совершается в церквах обряд взаимного прощения, так что вступаем мы в пост, в период очищения, углубления, освящения нашей жизни примиренными друг с другом.

> Совесть есть та таинственная глубина нашего сознания, из которой приходят к нам раскаяние и страстное желание очищения, возрождения, исправления. Именно раскаяние, этот голос совести, и приводит нас как к первому шагу на пути очищения к желанию простить и быть прощенным, вот к этому самому "прощеному" воскресенью. Почему? Почему именно прощение и жажда прощения с такой очевидностью входят в нас одновременно с пробуждением совести, как первое ее требование, обращенное к нам? Да потому, конечно, что совесть и являет нам самую сущность зла и неправды как разделения, как вины перед другими. Достоевский устами старца Зосимы сказал: "Каждый перед всеми во всём виноват..." С первого взгляда эти слова кажутся нам не только каким-то нестерпимым преувеличением, но и попросту — абсурдом.

> "В чём же я виноват перед другими?" — как бы обиженно и надменно спрашивает наш разум, наше "внешнее" сознание. Что же касается "морали", то она, пожалуй, согласится признать, что да, кое в чём, перед кем-то я действительно провинился, но — тут же успокоительно прибавляет она — разве без этого проживешь?

> Оставим разум его недоумению, оставим даже и мораль ее объяснениям и оправданиям. Послушаем совесть — там, глубоко-глубоко внутри нас, где тихий, но такой твердый, такой беспощадный голос говорит: виноват. В чём эта вина? Нет, не в одних обидах и ссорах, действительно, пожалуй, неизбежных. Не в поверхностных пререканиях, не в мелочных раздражениях. Нет, эта, вдруг ставшая для меня такой очевидной, вина в другом: в самой моей жизни, насквозь пронизанной себялюбием, и это значит — сосредоточенной на мне самом, и это значит — отдаленной от "другого", от "других", превратившихся только в средство. Даже когда мы любим — любовь эта изнутри отравлена, искалечена "самостью", как если бы и в любви мы хотели любимого только для себя. Совесть, только совесть вдруг с беспощадной ясностью являет нам весь мир как борьбу всех со всеми как постоянную "самозащиту", к потому нападение  — как арену животной борьбы каждого за то, чтобы выжить. Мы думаем, что враждуют, ненавидят, проливают кровь — другие. Государства, народы, правительства. Но посмотрим в себя — и мы в себе найдем первоисточник того разделения, той борьбы всех со всеми, в которой проходит и на которую уходит вся жизнь. Только ощутив, осознав это, начинаем слышать мы внутренним слухом правду слов Достоевского: "Каждый перед всеми за всё виноват", как и правду других слов, еще до Достоевского сказанных святым Серафимом Саровским: "Спаси себя  — и спасутся вокруг тебя тысячи..."

> Спаси себя: но это и значит — спаси себя, прежде всего, от этого изначального порабощения разделению, от этой внутренней отделенности от жизни, от людей, от ведомого или неведомого состояния борьбы, в котором живем мы.

> Простить, быть прощенным! Ведь это и есть поворот от разделения к единству, от вражды к любви, от отделенности к соединению. Ибо простить  — это не просто. Как мы часто говорим: "перестать обращать внимание" на недостатки других, или, еще хуже, — "махнуть рукой" на других. Это ли не равнодушие, не презрение, не цинизм! Простить и быть прощенным может только тот, кто вдруг со всею силой осознал весь ужас отсутствия в мире любви, всю бездонную печаль того одиночества, на которое в своем самоутверждении и себялюбии обрек себя человек. Всё это выражается, всё это звучит в той молитве, с которой обращается Церковь в прощеное воскресенье: "Не отврати лица Твоего от отрока Твоего, яко скорблю..."

> Вот она — та светлая печаль, которой одной постигаем мы наконец и корень, и сущность, и силу зла: холод сердец, иссякание любви, торжество в мире одинокого и на одиночество обреченного самоутверждения. Мольба о прощении, жажда быть прощенным... Как маленький ребенок, провинившийся перед матерью, тоскует о потерянном рае и любви, так и каждый из нас узнает, что с этого обращения души, смягчения сердца, с этой жажды примирения начинается в нас разрушение зла. И потому, сколь бы ни было всё "это далеко от нашей холодной, жестокой жизни, в которой силой навязанный "коллектив" не преодолевает, а усиливает одиночество каждого, сколь ни было бы всё это чуждо самому духу нашего времени, — только тут: в силе совести, в жажде прощения и в обращении души — начало нашего духовного возрождения.

С. В. Максимов

Глава из книги: Нечистая, неведомая и крестная сила.

Устанавливая сырную неделю, с её полускоромной пищей, православная церковь имела в виду облегчить крестьянам переход от мясоеда к Великому посту и исподволь вызвать в душе верующих то молитвенное настроение, которое заключается в самой идее поста, как телесного воздержания и напряженной духовной работы. Но эта попечительная забота церкви повсеместно на Руси осталась гласом вопиющего в пустыне, и на деле, наша масленица не только попала в число «праздников», но стала синонимом самого широкого, безбрежного разгула. В эту неделю наш скромный и набожный народ как бы разгибает свою исполинскую спину и старается в вине и весельи потопить все заботы и тяготы трудовой будничной жизни. Насколько при этом бывает неудержим народный разгул, можно судить уж по одним эпитетам, которыми наделил народ масленицу. Она называется «веселой», «широкой», «пьяной», «обжорной», «разорительницей». Сверх того, ни одна неделя в году не изобилует так происшествиями полицейского характера и не даёт такого значительного числа мелких процессов у мировых судей.

Празднование масленицы почти повсюду начинается с четверга, хотя работы во многих местах прекращаются уже с понедельника, так как крестьяне, озабоченные наступающим праздником обжорства, разъезжают по соседним базарам и закупают всякую снедь. По общему отзыву наших корреспондентов, закупки такого рода бывают, применительно к крестьянскому бюджету, очень велики: семья среднего достатка в 5—6 душ затрачивает от 5 до 10 руб. на водку, рыбу, постное масло, гречневую муку и всякие сладости. А если к этому прибавить ещё расходы на обновки бабам и девушкам, то будет вполне понятно, почему масленица называется «разорительницей».

Впрочем, крестьяне, при всей их сдержанности и бережливости, не тяготятся этими расходами, так как на масленицу приходится принимать гостей и самим ходить в люди и, стало быть, нужно и угостить прилично, и одеться по-праздничному, чтобы соседи не. засмеяли. Сверх того, масленица — любимый праздник у крестьян, когда вся православная Русь, от мала до велика, веселится до упаду, и когда широкая русская натура любит развернуться вовсю. В масленичную неделю, более чем скромная, физиономия русской деревни совершенно преображается. Обыкновенно тихие, безлюдные улицы полны подгулявшего, расфранченного народа: ребятишки, молодежь, старики — все высыпало из душных хат за ворота и всякий по-своему празднует широкую масленицу. Одни катаются на тормазках и салазках, или с хохотом «поздравляют блины», опрокидывая в снег пьяного мужика, другие с надсадой орут песни и пошатываясь плетутся вдоль деревенской улицы, третьи в новых нагольных тулупах сидят на заваленках и, вспоминая свою юность, глядят на оживленные группы, столпившиеся у качелей, и на всю горластую шумную улицу, по которой взад и вперед снуют расфранченные девушки, подгулявшие бабы, полупьяные парни и совсем пьяные мужики. Всюду весело, оживленно, всюду жизнь бьет ключом, так что перед глазами наблюдателя, в какие-нибудь пять минут, промелькнет вся гамма человеческой души: смех, шутки, женские слезы, поцелуи, бурная ссора, пьяные объятия, крупная брань, драка, светлый хохот ребенка. Но все-таки в этой панораме крестьянской жизни преобладают светлые тона: и слезы, и брань, и драка тонут в веселом смехе, в залихватской песне, в бравурных мотивах гармоники и в несмолкающем перезвоне бубенцов. Так что общее впечатление получается веселое и жизнерадостное: вы видите, что вся эта многолюдная деревенская улица поет, смеется, шутит, катается на санях. Катается особенно охотно: то там, то здесь из ворот вылетают тройки богачей с расписными, увитыми лентами дугами или выбегают простенькие дровни, переполненные подвыпившими мужиками и бабами, во всю мочь горланящими песни. От этих песен изнуренные, костлявые, но разукрашенные ленточками и медными бляхами, крестьянские лошаденки дрожат всем телом и, под ударами захмелевших хозяев, мчатся во весь дух вдоль деревенской улицы, разгоняя испуганные толпы гуляющих. Никогда не достается так крестьянским лошадям, как в дни масленицы. Обыкновенно, очень сердобольные к своей скотине, крестьяне берегут и холят лошадей больше, чем собственных ребят, но на масленицу, под пьяную руку, всякая жалость к скотине пропадает. На худых, заморенных кляченках делают десятки верст, чтобы попасть на, так называемые, «съездки», т. е. грандиозные катания, устраиваемые в каком-нибудь торговом селе. До какой степени бывают велики эти «съездки», можно судить по тому, что, напр., в селе Куденском (Волог. г. и уезда) лошадей на кругу бывает от 600 до 800. Ещё с утра из всех окрестных деревень съезжается сюда молодежь и останавливается или у родных, или в тех домах, где есть «игровые» или знакомые девушки. А часам к трем пополудни начинается катанье. Катают, как водится, всего охотнее молодых девушек, причем девушки, если их катает кучер из чужой деревни, должны напоить его допьяна и угощать гостинцами. Много катаются и бабы (причем, из суетного желания похвастать, подвертывают сзади шубы, чтобы показать дорогой мех, и никогда не надевают перчаток, чтобы все видели, сколько у них колец). Но всех больше катаются «новожены», т. е. молодые супруги, обвенчавшиеся в предшествовавший мясоед, так как обычай налагает на них как бы обязанность выезжать в люди и отдавать визиты всем, кто пировал у них на свадьбе.

Есть предположение, что масленица в отдаленной древности была праздником, специально устраиваемым только для молодых супругов: для них пеклись блины и оладьи, для них заготовлялось пиво и вино, для них закупались сласти. И только впоследствии этот праздник молодых стал общим праздником. Не беремся судить, насколько это предположение справедливо и как велика его научная ценность, но, несомненно, что нечто подобное в старину было. По крайней мере, на эту мысль наводит существование множества масленичных обрядов и обычаев, в которых центральное место предоставляется «новоженам». Сюда, напр., относятся так называемые «столбы».

«Столбы» — это в своем роде выставка любви. Обычай этот принадлежит несомненно к числу древнейших, так как, по своей ребяческой наивности и простоте, он ярко напоминает ту далекую эпоху, когда весь уклад деревенской жизни не выходил за пределы патриархальных отношений. Состоит этот обычай в том, что молодые, нарядившись в свои лучшие костюмы (обыкновенно в те самые, в которых венчались), встают рядами («столбами») по обеим сторонам деревенской улицы и всенародно показывают, как они любят друг друга.

— Порох на губах! — кричат им прохожие, требуя, чтобы молодые поцеловались.

Или:

— А нуте-ка, покажите, как вы любитесь? Справедливость требует, однако, заметить, что праздничное настроение подвыпивших зрителей создает иногда для «новоженей» (и в особенности для молодой) чрезвычайно затруднительное положение: иной подкутивший гуляка отпустит столь полновесную шутку, что молодая зардеет, как маков цвет. Но неловкость положения быстро тонет в общем праздничном веселье, тем более, что и самые «столбы» продолжаются недолго: час, другой постоят и едут кататься или делать визиты, которые точно так же входят в число ритуальных обязанностей молодых. В некоторых местностях (напр., в Вологодск. г.) визиты начинаются ещё в мясное (последнее перед масленицей) воскресенье. В этот день тесть едет звать зятя «доедать барана». Но чаще первый визит делают молодые. Обыкновенно в среду, на масленой, молодой с женой едет в деревню к тестю «с позывом» на праздник и, после обычных угощений, возвращается уже вместе с тестем и тещей. Случается и так, что масленичные визиты молодых носят общесемейный характер: молодые с родителями жениха отправляются в дом родителей невесты и начинается угощение сватов. Молодые при этом играют роль почетных гостей: их первых сажают за стол и с них начинают обносить яствами. Пиршество обыкновенно длится чрезвычайно долго, так как масленица — праздник еды по преимуществу, и обилие блюд считается лучшим доказательством гостеприимства. После бесконечного обеда, молодые обыкновенно катаются на санях вместе с бывшими подругами невесты, а сваты в это время начинают уже свою попойку, которая заканчивается только к ночи с тем, чтобы на другой день начаться снова уже в доме родителей жениха.

Не везде, однако, масленичные визиты молодых проходят так мирно и гладко. В некоторых местах, напр., в Хвалынском уезде (Саратовск. г.) визит молодых к теще и поведение при этом зятя принимает иногда характер резко выраженной вражды. Это бывает в тех случаях, когда молодой считает себя обманутым. Тут уж, как ни старается теща «разлепешиться в лепешку» перед молодым, но он остается непреклонным. На все угощения отвечает грубо: «Не хочу, от прежних угощений тошнит… сыт, наелся», а то и просто нанесет теще какое-нибудь символическое оскорбление: накрошит блин в чашке с кислым молоком, выльет туда же стакан браги и вина, и, подавая жене, скажет: «На-ко, невинная женушка, покушай и моего угощенья с матушкой: как тебе покажется мое угощенье, так мне показалось ваше». Иногда раскуражившийся зять не ограничивается символами и при теще начинает, по выражению крестьян, «отбивать характер» молодой жене. А случается, что и теща получит один-другой подзатыльник. Достойно примечания, что ни молодая, ни теща почти никогда в таких случаях не протестуют, так как сознают свою вину. Удивительно также, что тесть не только не останавливает зятя, но, по уходе молодых, считает своим долгом поучить старуху, чтобы лучше смотрела за девками[1].

Кроме молодых, масленичные визиты считаются обязательными и для кумовьев. Родители новорожденных детей ходят к кумовьям «с отвязьем», т. е. приносят им пшеничный хлеб-«прощенник» (этот хлеб приготовляется специально для масленицы, он печется с изюмом и украшается вензелями). В свою очередь, кум и кума отдают визит крестнику, причем оделяют его подарками: кроме «прощенника», кум приносит чашку с ложкой, а кума ситцу на рубашку, более же богатые кумовья дарят свинью, овцу, жеребенка.

Кроме «столбов» и обязательных визитов, в некоторых отдаленных углах северных губерний уцелели ещё остатки весьма своеобразного масленичного обычая, в котором также фигурируют молодые и происхождение которого восходит ко временам очень отдаленной старины. Так, в Вологодской губернии крестьяне собирают с молодых дань «на меч», т. е., попросту говоря, требуют выкуп за жену, взятую из другой деревни. Уже самое название этого выкупа — «на меч» показывает, что обычай возник ещё в ту эпоху, когда и мирный земледелец нуждался в оружии, чтобы защищать свой очаг и свое достояние, т. е. приблизительно в эпоху удельных князей (а может быть и ранее, потому, что сам факт уплаты выкупа и притом не родителям невесты, а её односельчанам, позволяет заключить, что возникновение обычая относится к родовому периоду).

В нынешнее время, когда в оружии уже нет надобности, деньги, полученные с молодого, идут конечно не «на меч», а на водку (которая распивается всем миром) и на чай-сахар для баб.

По свидетельству нашего корреспондента, эта своеобразная подать взыскивается или в день свадьбы, или в мясное (последнее перед масленицей) воскресение и притом взыскивается по всей строгости обычаев: ни просьбами, ни хитростью молодому от выкупа не отвертеться.

Не менее оригинальный обычай сохранился и в Вятской губ. Известен он под именем «целовника» и состоит в том, что в субботу, на масленице, подгулявшая деревенская молодежь ездит целовать молодушек, которые живут замужем первую масленицу. По установившемуся ритуалу, молодая подносит каждому из гостей ковш пива, а тот, выпив, трижды целуется с ней.

В старину одним из наиболее популярных масленичных развлечений были кулачные бои: крестьяне и горожане одинаково любили поразмять косточки в драке, и побоища сплошь и рядом принимали грандиозный характер, заканчиваясь иногда более или менее тяжелыми увечьями. Но в наше время забава эта взята под опеку полиции и заметно выводится из употребления. Однако, и теперь во Владимирской губ. и в медвежьих углах далекого севера, а также кое-где в Сибири уцелели любители кулачных развлечений. Так например, наш вытегорский корреспондент (Олонецкая губ.) сообщает, что в некоторых волостях у них и поныне устраиваются настоящие сражения, известные под невинным названием «игры в мяч». Состоит эта игра в следующем: в последний день масленицы парни и семейные мужики из нескольких окольных деревень сходятся куда-нибудь на ровное место (чаще всего на реку), разделяются на две толпы, человек в тридцать каждая, и назначают места, до которых следует гнать мяч (обыкновенно сражающиеся становятся против средины деревни, причем одна партия должна гнать мяч вниз по реке, другая вверх). Когда мяч брошен, все кидаются к нему и начинают пинать ногами, стараясь загнать в свою сторону. Но пока страсти не разгорелись, игра идет довольно спокойно: тяжелый кожаный мяч, величиною с добрый арбуз, летает взад-вперед по реке, и играющие не идут дальше легких подзатыльников и толчков. Но вот мяч неожиданно выскочил в сторону. Его подхватывает какой-нибудь удалец и, что есть духу, летит к намеченной цели: ещё 20 — 30 саженей и ловкий парень будет победителем; его будут прославлять все окольные деревни, им будут гордиться все девушки родного села!.. Но не тут-то было. Противная партия отлично видит опасность положения: с ревом и криком она прорывается сквозь партию врагов и со всех ног кидается за дерзким смельчаком. Через минуту удалец лежит на снегу, а мяч снова прыгает по льду под тяжелыми ударами крестьянского сапога. Случается, однако, и так, что счастливец, подхвативший мяч, отличается особенной быстротой ног и успеет перебросить мяч на свою половину. Тогда противная партия делает отчаянные усилия, чтобы вырвать мяч и пускает в ход кулаки. Начинается настоящее побоище. Около мяча образуется густая толпа из человеческих тел, слышатся глухие удары ног, раздаются звонкие оплеухи, вырывается сдавленный крик, и на снегу то там, то здесь алеют пятна брызнувшей крови. Но осатаневшие бойцы уже ничего не видят и не слышат: они все поглощены мыслью о мяче и сыплют удары и направо и налево. Постепенно, над местом побоища, подымается густой столб пара, а по разбитым лицам струится пот, смешиваясь с кровью… Такой необыкновенный азарт этого русского «лаун-тенниса» объясняется тем, что проиграть партию в мяч считается большим унижением: побежденных целый год высмеивают и дразнят, называя их «киловниками» (очень обидная и унизительная кличка, обозначающая верх презрения). Наоборот, победители пользуются общим почетом, а парень, унесший мяч, положительно становится героем дня, с которым всякая девушка считает за честь посидеть на вечорках. Некоторым объяснением азарта служит и водка, которую на пари выставляют местные богачи, угощая потом победителей.

В других губерниях, хотя и не знают игры в мяч, но кулачные бои все-таки устраивают и дерутся с неменьшим азартом. Вот что сообщает на этот счет наш корреспондент из Краснослободского уезда (Пензенской губернии). «В последний день масленицы происходит ужасный бой. На базарную площадь ещё с утра собираются все крестьяне, от мала до велика. Сначала дерутся ребятишки (не моложе 10 лет), потом женихи и наконец мужики. Дерутся, большею частью, стеной и „по мордам“, как выражаются крестьяне, причем после часового, упорного боя, бывает передышка». Но к вечеру драка, невзирая ни на какую погоду, разгорается с новой силой и азарт бойцов достигает наивысшего предела. Тут уже стена не наблюдается — все дерутся столпившись в одну кучу, не разбирая ни родных, ни друзей, ни знакомых. Издали эта куча барахтающихся людей очень походит на опьяненное чудовище, которое колышется, ревет, кричит и стонет от охватившей его страсти разрушения. До какой степени жарки бывают эти схватки, можно судить по тому, что многие бойцы уходят с поля битвы почти нагишом: и сорочки, и порты на них разодраны в клочья.

Сообщения наших корреспондентов о кулачных боях очень немногочисленны и носят, так сказать, характер исключений. Это, разумеется, даёт полное основание предположить, что и в крестьянском быту средневековые нравы постепенно отходят в область преданий и что успехи грамотности отражаются на характере народных развлечений самым благоприятным образом.

Но если кулачные бои, как обломок темной эпохи средневековья, мало-помалу исчезают с лица русской земли, то зато в полной силе сохранился другой старинный обычай, не имеющий, впрочем, ничего общего с грубой и дикой дракой — это русский карнавал. Мы употребляем это слово, конечно, не в том смысле, какой придается ему в Италии или во Франции, хотя западноевропейский карнавал, с его заразительным, ликующим весельем, с его разряженной смеющейся толпой, оживленно парадирующей в уличных процессиях, имеется и у нас, — только, разумеется, условия нашего климата и особенности деревенского быта не позволяют этому празднику принять характер того пышного торжества, какое мы наблюдаем у народов Запада. Наш деревенский карнавал гораздо проще, беднее и первобытнее. Начинается он обыкновенно в четверг на масленой неделе. Парни и девушки делают из соломы чучело, одевают его в женский наряд, купленный в складчину и затем в одну руку вкладывают бутылку с водкой, а в другую блин. Это и есть «сударыня-масленица», героиня русского карнавала. Чучелу становят в сани, а около прикрепляют сосновую или еловую ветку, разукрашенную разноцветными лентами и платками. До пятницы «сударыня-масленица» хранится где-нибудь в сарае, а в пятницу, после завтрака, парни и девушки веселой гурьбой вывозят её на улицу и начинают шествие. Во главе процессии следует, разумеется, «масленица», рядом с которой стоит самая красивая и нарядная девушка. Сани с масленицей влекут три парня. За этими санями тянется длинная вереница запряженных парнями же салазок, переполненных нарядными девушками. Процессия открывается песней, которую затягивает первая красавица, с передних саней; песню дружным хором подхватывают остальные девушки и парни, и весь масленичный поезд весело и шумно движется по деревенской улице. Заслышав пение, народ толпой высыпает на улицу: ребятишки, взрослые и даже пожилые крестьяне и крестьянки спешат присоединиться к шествию и сопровождают «масленицу» до самой катальной горы, где «сударыня-масленица» и открывает катание. Те самые парни, которые привезли её на гору, садятся в сани, а прочие прикрепляют к саням салазки и целым поездом с хохотом, визгом и криком, несутся по обледенелой горе вниз. Катание обыкновенно продолжается до самого вечера, после чего «сударыня-масленица» снова водворяется в сарай. На следующий день, в субботу, «масленица» снова появляется на улице, но теперь уже в сани, вместо парней, впрягают лошадь, увешанную бубенцами, колокольчиками и украшенную разноцветными лентами. Вместе с «сударыней» опять садится девушка, но уже не одна, а с парнем, причем у парня в руках четверть водки и закуска (и то, и другое покупают в складчину). За сани же, как и прежде, привязывают салазки, на которых попарно сидят девушки и «игровые» парни. Эта процессия с пением ездит по селу, причем парни пользуются всякой остановкой, чтобы выпить и закусить. Веселье продолжается до вечера, причем в катании принимают участие не только девушки, но и женщины. Последние, по сообщению нашего орловского корреспондента, катаются вместе с «сударыней-масленицей» не столько ради удовольствия, сколько для того, чтобы «зародился длинный лен».

В воскресенье вечером «масленица» сжигается. Этот обряд обставляется со всей доступной для деревенской молодежи торжественностью. Ещё загодя, ребятишки, девушки и парни несут за околицу старые плетни, испорченные бочки, ненужные дровни и проч. и складывают из этих горючих материалов огромный костер. А часов в 8—9 к этому костру направляется печальная процессия, причем девушки жалобными голосами поют: «Сударыня-масленица, потянися». У костра «масленицу» ссаживают с саней и становят на снег, потом снимают с елки ленты и платки и делят их между девушками и поют масленичные песни. Когда же раздадутся слова песни: «Шли, прошли солдатушки из-за Дона, несли ружья заряжены, пускали пожар по дубраве, все елки, сосенки погорели, и сама масленица опалилась» — парни зажигают «сударыню-масленицу». Сожжение масленицы оставляет, так сказать, заключительный аккорд деревенского веселья, за которым следует уже пост, поэтому присутствующие при сожжении обыкновенно швыряют в ко стер все остатки масленичного обжорства, как-то: блины, яйца, лепешки и пр., и даже зарывают в снег самый пепел масленицы, чтобы от нее и следов не осталось.

Этот последний день масленицы называется «прощеным», и крестьяне посвящают его заговенью. Часа в 4 пополудни, на сельской колокольне раздается печальный, великопостный благовест к вечерне и, заслышав его, подгулявшие мужички истово крестятся и стараются стряхнуть с себя веселое масленичное настроение: пустеют мало-помалу людные улицы, стихает праздничный говор и шум, прекращаются драки, игры, катанье. Словом, широкая, пьяная масленица круто останавливается и, на смену ей, приходит Великий пост. Приближение поста отражается и на душевном настроении крестьян, пробуждая у них мысль о покаянии и полном примирении с ближними. Едва смолкнет церковный звон и отойдет вечерня, как по избам начинают ходить родственники и соседи, прося друг у друга прощения. Низко, до самой земли кланяются крестьяне друг другу и говорят: «Прости, Христа ради, в чем я пред тобой согрешил». — «Прости и ты меня», — слышится в ответ та же просьба.

Впрочем, этот прекрасный, полный христианского смирения, обычай стал понемногу вымирать. По свидетельству наших корреспондентов, в некоторых центральных губерниях он уже почти не существует, но зато в лесных губерниях севера, где обычаи вообще устойчивы и крепки, «прощание» соблюдается весьма строго и существует даже особый ритуал его. Пришедший просит прощения, становится около дверей на колени и, обращаясь к хозяевам, говорит: «Простите меня со всем вашим семейством, в чем я нагрубил вам за этот год». Хозяева же и все, находящиеся в хате, отвечают: «Бог вас простит и мы тут же». После этого, пришедшие прощаться встают и хозяева, облобызавшись с ними, предлагают им угощение. А через какой-нибудь час прощаться идут уже сами хозяева, причем весь обряд, с угощением включительно, проделывается сначала[2].

Так, перекочевывая из избы в избу, ходят до света, причем проходя по улице и мужчины, и женщины считают долгом что есть мочи кричать: «Сударыня-масленица, потянися!» или: «Мокрогубая масленица, потянися!»

Что касается деревенской молодежи, то она или совсем не придерживается обычая прощаться, или же прощанье её принимает шутливый характер. Вот что на этот счет сообщает наш орловский корреспондент: парни и девушки становятся в ряд и один из парней подходит к крайнему с правой стороны и говорит ему: «Прости меня, милый Иван (или милая Дарья), в чем я перед тобой согрешил». Тот (или та) отвечают: «Бог тебя простит и я тут же». После этого три раза целуют друг друга. Так проходит прощающийся весь ряд и становится к стороне, за первым идет прощаться второй и т. д. При прощании, конечно, не обходится без шуток.

Некоторую особенность представляет прощанье в семейном кругу. Вот как это происходит в Саратовской губ. Вся семья садится за ужин (причем последним блюдом обязательно подается яичница), а после ужина все усердно молятся и затем самый младший начинает кланяться всем по очереди и, получив прощенье, отходит к стороне. За ним, в порядке старшинства, начинает кланяться следующий по возрасту член семьи (но младшему не кланяется и прощенья у него не просит) и т. д. Последнею кланяется хозяйка, причем просит прощения только у мужа, глава же семьи никому не кланяется.

Прощеный день в крестьянской семье. Гравюра К. Крыжановского по рисунку Н.И. Соколова

Хотя обычай просить прощения у родных и соседей, как только что было сказано, заметно выходит из употребления, но зато чрезвычайно твердо держится обычай прощаться с покойниками. По крайней мере, наши корреспонденты единодушно свидетельствуют, что такого рода прощанья сохранились повсюду. Обычай ходить на кладбище в последний день масленицы поддерживается, главным образом, бабами. В четвертом часу пополудни они кучками, в 10—12 человек, идут с блинами к покойникам и стараются ничего не говорить по дороге. На кладбище каждая отыскивает родную могилку, становится на колени и бьет по три поклона, причем со слезами на глазах, шепчет: «Прости меня (имярек), забудь все, что я тебе нагрубила и навредила». Помолившись, бабы кладут на могилку блины (а иногда ставят и водку) и отправляются домой так же молча, как и пришли. При этом считается хорошим признаком, если на третий день на могиле не остается ни блинов, ни водки: это значит, что покойнику живется на том свете недурно и что он не помнит зла и не сердится на принесшего угощение.

1. Отмечаем малораспространенный, но очень оригинальный обычай, наблюдаемый в Пензенск. г. — это «хождение молодых с мылом». В среду или четверг масленицы, отец молодых посылает их к свату. Здесь их угощают деревенскими сластями, а вечером сюда же приходят подруги молодой и её родственники. В этот вечер молодая вспоминает свое девичье житье (так назыв. «перегулки», как бы повторение свадьбы) и веселье продолжается далеко за полночь. Наутро же, переночевавшие у тестя молодые ходят с визитами к родственникам, причем берут с собою кусочки мыла и пирожки по числу родных. Придя в дом родственника и помолившись, они дают хозяину кусочек мыла и пирожок, а домохозяин отдаривает их мелкими деньгами.
2. Точно таким же образом прощаются и в Орловской губернии

Масленица

Масленица… Я и теперь еще чувствую это слово, как чувствовал его в детстве: яркие пятна, звоны — вызывает оно во мне; пылающие печи, синеватые волны чада в довольном гуле набравшегося люда, ухабистую снежную дорогу, уже замаслившуюся на солнце, с ныряющими по ней веселыми санями, с веселыми конями в розанах, в колокольцах и бубенцах, с игривыми переборами гармоньи. Или с детства осталось во мне чудесное, непохожее ни на что другое, в ярких цветах и позолоте, что весело называлось — «масленица»? Она стояла на высоком прилавке в банях. На большом круглом прянике, — на блине? — от которого пахло медом — и клеем пахло! — с золочеными горками по краю, с дремучим лесом, где торчали на колышках медведи, волки и зайчики, — поднимались чудесные пышные цветы, похожие на розы, и все это блистало, обвитое золотою канителью… Чудесную эту «масленицу» устраивал старичок в Зарядье, какой-то Иван Егорыч. Умер неведомый Егорыч — и «масленицы» исчезли. Но живы они во мне. Теперь потускнели праздники, и люди как будто охладели. А тогда… все и все были со мною связаны, и я был со всеми связан, от нищего старичка на кухне, зашедшего на «убогий блин», до незнакомой тройки, умчавшейся в темноту со звоном. И Бог на небе, за звездами, с лаской глядел на всех: масленица, гуляйте! В этом широком слове и теперь еще для меня жива яркая радость, перед грустью… — перед постом?

Оттепели все чаще, снег маслится. С солнечной стороны висят стеклянною бахромою сосульки, плавятся-звякают о льдышки. Прыгаешь на одном коньке, и чувствуется, как мягко режет, словно по толстой коже. Прощай, зима! Это и по галкам видно, как они кружат «свадьбой», и цокающий их гомон куда-то манит. Болтаешь коньком на лавочке и долго следишь за черной их кашей в небе. Куда-то скрылись. И вот проступают звезды. Ветерок сыроватый, мягкий, пахнет печеным хлебом, вкусным дымком березовым, блинами. Капает в темноте, — масленица идет. Давно на окне в столовой поставлен огромный ящик: посадили лучок, «к блинам»; зеленые его перышки — большие, приятно гладить. Мальчишка от мучника кому-то провез муку. Нам уже привезли: мешок голубой круп чатки и четыре мешка «людской». Привезли и сухихдров, березовых. «Еловые стрекают, — сказал мне ездок Михаила, — „галочка“ не припек. Уж и поедим мы с тобой блинков!»

Я сижу на кожаном диване в кабинете. Отец, под зеленой лампой, стучит на счетах. Василь-Василич Косой стреляет от двери глазом. Говорят о страшно интересном, как бы не срезало льдом под Симоновом барки с сеном, и о плотах-дровянках, которые пойдут с Можайска.

— А нащот масленой чего прикажете? Муки давеча привезли робятам…

— Сколько у нас харчится?

— Да… плотников сорок робят подались домой, на маслену… — поокивает Василь-Василич, — володимерцы, на кулачки биться, блины вытряхать, сами знаете наш обычай!.. — вздыхает, посмеиваясь, Косой.

— Народ попридерживай, весна… как тараканы поразбегутся. Человек шестьдесят есть?

— Робят-то шестьдесят четыре. Севрюжины соленой надо бы…

— Возьмешь. У Жирнова как?..

— Паркетчики, народ капризный! Белужины им купили да по селедке…

— Тож и нашим. Трои блинов, с пятницы зачинать. Блинов вволю давай. Масли жирней. На припек серого снетка, ко щам головизны дашь.

— А нащот винца, как прикажете? — ласково говорит Косой, вежливо прикрывая рот.

— К блинам по шкалику.

— Будто бы и маловато-с?.. Для прощеного… проститься, как говорится.

— Знаю твое прощанье!..

— Заговеюсь, до самой Пасхи ни капли в рот.

— Два ведра — будет?

— И довольно-с! — прикинув, весело говорит Косой. — Заслужут-с, наше дело при воде, чижолое-с.

Отец отдает распоряжения. У Титова, от Москворецкого, для стола — икры свежей, троечной, и ершей к ухе. Вязиги у Колганова взять, у него же и судаков с икрой, и наваги архангельской, семивершковой. В Зарядье — снетка белозерского, мытого. У Васьки Егорова из садка стерлядок…

— Преосвященный у меня на блинах будет в пятницу! Скажешь Ваське Егорову, налимов мерных пару для навару дал чтобы, и плес сомовий. У Палтусова икры для кальи, с отонкой, пожирней, из отстоя…

— П-маю-ссс… — творит Косой, и в горле у него хлюпает. Хлюпает и у меня, с гулянья.

— В Охотном у Трофимова — сигов пару, порозовей. Белорыбицу сам выберу, заеду. К ботвинье свежих огурцов. У Егорова в Охотном. Понял?

— П-маю-ссс… Лещика еще, может?.. Его первосвященство, сказывали?..

— Обязательно, леща! Очень преосвященный уважает. Для заливных и по расстегаям — Гараньку из Митриева трактира. Скажешь — от меня. Вина ему — ни капли, пока не справит!.. Как мастер — так пьяница!..

— Слабость… И винца-то не пьет, рябиновкой избаловался. За то из дворца и выгнали… Как ему не дашь… запасы с собой носит!

— Тебя вот никак не выгонишь, подлеца!.. Отыми, на то ты и…

— В прошлом годе отымал, а он на меня с ножо-ом!.. Да он и нетверезый не подгадит, кухарку вот побить может… выбираться уж ей придется. И с посудой озорничает, все не по нем. Печку велел перекладать, такой-то царь-соломон!..

Я рад, что будет опять Гаранька и будет дым коромыслом. Плотники его свяжут к вечеру и повезут на дровнях в трактир с гармоньями.

Масленица в развале. Такое солнце, что разогрело лужи. Сараи блестят сосульками. Идут парни с веселыми связками шаров, гудят шарманки. Фабричные, внавалку, катаются на извозчиках с гармоньей. Мальчишки «в блина играют»: руки назад, блин в зубы, пытаются друг у друга зубами вырвать — не выронить, весело бьются мордами.

Просторная мастерская, откуда вынесены станки и ведерки с краской, блестит столами: столы поструганы, для блинов. Плотники, пильщики, водоливы, кровелыцики, маляры, десятники, ездоки — в рубахах распояской, с намасленными головами, едят блины. Широкая печь пылает. Две стряпухи не поспевают печь. На сковородках, с тарелку, «черные» блины пекутся и гречневые, румяные, кладутся в стопки, и ловкий десятник Прошин, с серьгой в ухе, шлепает их об стол, словно дает по плеши. Слышится сочно — ляпп! Всем по череду: ляп… ляп… ляпп!.. Пар идет от блинов винтами. Я смотрю от двери, как складывают их в четверку, макают в горячее масло в мисках и чавкают. Пар валит изо ртов, с голов. Дымится от красных чашек со щами с головизной, от баб-стряпух, со сбившимися алыми платками, от их распаленных лиц, от масленых красных рук, по которым, сияя, бегают желтые язычки от печки. Синеет чадом под потолком. Стоит благодатный гул: довольны.

— Бабочки, подпекай… с припечком — со снеточном!.. Кадушки с опарой дышат, льется-шипит по сковородкам, вспухает пузырями. Пахнет опарным духом, горелым маслом, ситцами от рубах, жилым. Все чаще роздыхи, передышки, вздохи. Кое-кто пошабашил, селедочную головку гложет. Из медного куба — паром, до потолка.

— Ну, как, робятки?.. — кричит заглянувший Василь-Василич, — всего уели? — заглядывает в квашни. — Подпекай-подпекай, Матреш… не жалей подмазки, дадим замазки!..

Гудят, веселые.

— По шкаличку бы еще, Василь-Василич… — слышится из углов, — блинки заправить.

— Ва-лляй!.. — лихо кричит Косой. — Архирея стречаем, куда ни шло…

Гудят. Звякают зеленые четверти о шкалик. Ляпают подоспевшие блины.

— Хозяин идет!.. — кричат весело от окна.

Отец, как всегда, бегом, оглядывает бойко.

— Масленица как, ребята? Все довольны?..

— Благодарим покорно… довольны!..

— По шкалику добавить! Только смотри, подлецы… не безобразить!..

Не обижаются: знают — ласка. Отец берет ляпнувший перед ним блинище, дерет от него лоскут, макает в масло.

— Вкуснее, ребята, наших! Стряпухам — по целковому. Всем по двугривенному, на масленицу!

Так гудят, — ничего и не разобрать. В груди у меня спирает. Высокий плотник подхватывает меня, швыряет под потолок, в чад, прижимает к мокрой, горячей бороде. Суют мне блина, подсолнушков, розовый пряник в махорочных соринках, дают крашеную ложку, вытерев круто пальцем, — нашего-то отведай! Все они мне знакомы, все ласковы. Я слушаю их речи, прибаутки. Выбегаю на двор. Тает большая лужа, дрызгаются мальчишки. Вываливаются — подышать воздухом, масленичной весной. Пар от голов клубится. Потягиваются сонно, бредут в сушильню — поспать на стружке.

Поджидают карету с архиереем. Василь-Василич все бегает к воротам. Он без шапки. Из-под нового пиджака розовеет рубаха под жилеткой, болтается медная цепочка. Волосы хорошо расчесаны и блещут. Лицо багровое, глаз стреляет «двойным зарядом». Косой уж успел направиться, но до вечера «достоит». Горкин за ним досматривает, не стегнул бы к себе в конторку. На конторке висит замок. Я вижу, как Василь-Василич и вдруг устремляется к конторке, но что-то ему мешает. Совесть? Архиерей приедет, а он дал слово, что «достоит». Горкин ходит за ним, как нянька:

— Уж додержись маненько, Василич… Опосля уж поотдохнешь.

— Д-держусь!.. — лихо кричит Косой. — Я-то… дда не до… держусь?..

Песком посыпано до парадного. Двери настежь. Марьюшка ушла наверх, выселили ее из, кухни. Там воцарился повар, рыжий, худой Гаранька, в огромном колпаке веером, мелькает в пару, как страх. В окно со двора мне видно, как бьет он подручных скалкой. С вечера зашумел. Выбегает на снег, размазывает на ладони тесто, проглядывает на свет зачем-то.

— Мудрователь-то мудрует! — с почтением говорит Василь-Василич. — В царских дворцах служил!..

— Скоро ли ваш архирей наедет?.. Срок у меня доходит!.. — кричит Гаранька, снежком вытирая руки.

С крыши орут — едет!..

Карета, с выносным, мальчишкой. Келейник соскакивает с козел, откидывает дверцу. Прибывший раньше протодьякон встречает с батюшками и причтом. Ведут архиерея по песочку, на лестницу. Протодьякон ушел вперед, закрыл собою окно и потрясает ужасом:

«Исполла э-ти де-спо-та-ааааа…»

Рычанье его выкатывается в сени, гремит по стеклам, на улицу. Из кухни кричит Гаранька:

— Эй, зачинаю расстегаи!..

— Зачина-ай!.. — кричит Василь-Василич умоляющим голосом и почему-то пляшет.

Стол огромный. Чего только нет на нем! Рыбы, рыбы… икорницы в хрустале, во льду, сиги в петрушке, красная семга, лососина, белорыбица-жемчужница, с зелеными глазками огурца, глыбы паюсной, глыбы сыру, хрящ осетровый в уксусе, фарфоровые вазы со сметаной, в которой торчком ложки, розовые масленки с золотистым кипящим маслом на камфорках, графинчики, бутылки… Черные сюртуки, белые и палевые шали, «головки», кружевные наколочки…

Несут блины, под покровом.

— Ваше преосвященство!..

Архиерей сухощавый, строгий, — как говорится, постный. Кушает мало, скромно. Протодьякон — против него, громаден, страшен. Я вижу с уголка, как раскрывается его рот до зева, и наваленные блины, серые от икры текучей, льются в протодьякона стопами. Плывет к нему сиг, и отплывает с разрытым боком. Льется масло в икру, в сметану. Льется по редкой бородке протодьякона, по мягким губам, малиновым.

— Ваше преосвященство… а расстегайчика-то к ушице!..

— Ах, мы, чревоугодники… Воистину, удивительный расстегай!.. — слышится в тишине, как шелест, с померкших губ.

— Самые знаменитые, гаранькинские расстегаи, ваше преосвященство, на всю Москву-с!..

— Слышал, слышал… Наградит же Господь талантом для нашего искушения!.. Уди-ви-тельный расстегай…

— Ваше преосвященство…. дозвольте просить еще?..

— Благослови, преосвященный владыко… — рычит протодьякон, отжевавшись, и откидывает ручищей копну волос.

— Ну-ну, отверзи уста, протодьякон, возблагодари… — ласково говорит преосвященный. — Вздохни немножко…

Василь-Василич чего-то машет, и вдруг садится на корточки! На лестнице запруда, в передней давка. Протодьякон в славе: голосом гасит лампы и выпирает стекла. Начинает из глубины, где сейчас у него блины, кажется мне, по голосу-ворчанью. Волосы его ходят под урчанье. Начинают дрожать лафитнички — мелким звоном. Дрожат хрустали на люстрах, дребезгом отвечают окна. Я смотрю, как на шее у протодьякона дрожит-набухает жила, как склонилась в сметане ложка… чувствую, как в груди у меня спирает и режет в ухе. Господи, упадет потолок сейчас!..

Преосвященному и всему освященному собору…и честному дому сему… —

мно-га-я… ле… т-та-а-ааааааа!!!

Гукнуло-треснуло в рояле, погасла в углу перед образом лампадка!.. Падают ножи и вилки. Стукаются лафитнички. Василь-Василич взвизгивает, рыдая:

— Го-споди!..

От протодьякона жар и дым. На трех стульях раскинулся. Пьет квас. За ухою и расстегаями — опять и опять блины. Блины с припеком. За ними заливное, опять блины, уже с двойным припеком. За ними осетрина паровая, блины с подпеком. Лещ необыкновенной величины, с грибками, с кашкой… наважка семивершковая, с белозерским снетком в сухариках, политая грибной сметанкой… блины молочные, легкие, блинцы с яичками… еще разварная рыба с икрой судачьей, с поджарочкой… желе апельсиновое, пломбир миндальный — ванилевый…

Архиерей отъехал, выкушав чашку чая с апельсинчиком — «для осадки». Отвезли протодьякона, набравшего расстегайчиков в карманы, навязали ему в кулек диковинной наваги, — «зверь-навага!». Сидят в гостиной шали и сюртуки, вздыхают, чаек попивают с апельсинчиком. Внизу шумят. Гаранька требует еще бутылку рябиновки и уходить не хочет, разбил окошко. Требуется Василь-Василич — везти Гараньку, но Василь-Василич «отархареился, достоял», и теперь заперся в конторке. Что поделаешь — масленица! Гараньке дают бутылку и оставляют на кухне: проспится к утру. Марьюшка сидит в передней, без причала, сердитая. Обидно: праздник у всех, а она… расстегаев не может сделать! Загадили всю кухню. Старуха она почтенная. Ей накладывают блинков с икоркой, подносят лафитничек мадерцы, еще подносят. Она начинает плакать и мять платочек:

— Всякие пирожки могу, и слоеные, и заварные… и с паншетом, и кулебяки всякие, и любое защипное… А тут, на-ка-сь… незащипанный пирожок не сделать! Я ему расстегаями нос утру! У Расторгуевых жила… митрополиты ездили, кулебяки мои хвалили…

Ее уводят в залу, уговаривают спеть песенку и подносят еще лафитничек. Она довольна, что все ее очень почитают, и принимается петь про «графчика, разрумяного красавчика»:

На нем шляпа со пером,

Табакерка с табако-ом!..

И еще, как «молодцы ведут коня под уздцы… конь копытом землю бьет, бел-камушек выбиет…» — и еще удивительные песни, которых никто не знает.

В субботу, после блинов, едем кататься с гор. Зоологический сад, где устроены наши горы, — они из дерева и залиты льдом, — завален глубоким снегом, дорожки в сугробах только. Видно пустые клетки с сухими деревцами; ни птиц, ни зверей не видно. Да теперь и не до зверей. Высоченные горы на прудах. Над свежими тесовыми беседками на горах пестро играют флаги. Рухаются с рычаньем высокие «дилижаны» с гор, мчатся по ледяным дорожкам, между валами снега с воткнутыми в них елками. Черно на горах народом. Василь-Василич распоряжается, хрипло кричит с верхушки; видно его высокую фигуру, в котиковой, отцовской, шапке. Степенный плотник Иван помогает Пашке-конторщику резать и выдавать билетики, на которых написано — «с обеих концов по разу». Народ длинным хвостом у кассы. Масленица погожая, сегодня немножко закрепило, а после блинов — катается.

— Милиен народу! — встречает Василь-Василич. — За тыщу выручки, кательщики не успевают, сбились… какой черед!..

— Из кассы чтобы не воровали, — говорит отец и безнадежно машет. — Кто вас тут усчитает!..

— Ни Бо-же мой!.. — вскрикивает Василь-Василич, — кажные пять минут деньги отымаю, в мешок ссыпаю, да с народом не сообразишься, швыряют пятаки, без билетов лезут… Эна, купец швырнул! Терпения не хватает ждать… Да Пашка совестливый… ну, трешница проскочит, больше-то не уворует, будь-покойны-с.

По накатанному лотку втаскивают веревками вернувшиеся с другой горы высокие сани с бархатными скамейками, — «дилижаны», — на шестерых. Сбившиеся с ног катальщики, статные молодцы, ведущие «дилижаны» с гор, стоя на коньках сзади, весело в меру пьяны. Работа строгая, не моргни: крепко держись за поручни, крепче веди на скате, «на корыте».

— Не изувечили никого. Бог миловал? — спрашивает отец высокого катальщика Сергея, моего любимца.

— Упаси Бог, пьяных не допускаем-с. Да теперь-то покуда мало, еще не разогрелись. С огнями вот покатим, ну, тогда осмелеют, станут шибко одолевать… в шею даем!

И как только не рухнут горы! Верхушки битком набиты, скрипят подпоры. Но стройка крепкая: владимирцы строили, на совесть.

Сергей скатывает нас на «дилижане». Дух захватывает, и падает сердце на раскате. Мелькают елки, стеклянные разноцветные шары, повешенные на проволоках, белые ленты снега. Катальщик тормозит коньками, режет-скрежещет льдом. Василь-Василич уж разогрелся, пахнет от него пробками и мятой. Отец идет считать выручку, а Василь-Василичу говорит — «поручи надежному покатать!». Василь-Василич хватает меня, как узелок, под мышку и шепчет: «надежной меня тут нету». Берет низкие саночки — «американки», обитые зеленым бархатом с бахромой, и приглашает меня — скатиться.

— Со мной не бойся, купцов катаю! — говорит он, сажаясь верхом на саночки.

Я приваливаюсь к нему, под бороду, в страхе гляжу вперед… Далеко внизу ледяная дорожка в елках, гора, с черным пятном народа, и вьются флаги. Василь-Василич крякает, трогает меня за нос варежкой, засматривает косящим глазом. Я по мутному глазу знаю, что он «готов». Катальщики мешают, не дают скатывать, говорят — «убить можешь!». Но он толкает ногой, санки клюют с помоста, и мы летим… ахаемся в корыто спуска и выносимся лихо на прямую.

— Во-как мы-та-а-а!.. — вскрикивает Василь-Василич, — со мной нипочем не опрокинешься!.. — прихватывает меня любовно, и мы врезаемся в снежный вал.

Летит снеговая пыль, падает на нас елка, саночки вверх полозьями, я в сугробе: Василь-Василич мотает валенками в снегу, под елкой.

— Не зашибся?.. Господь сохранил… Маленько не потрафили, ничего! — говорит он тревожным голосом. — Не сказывай папаше только… я тебя скачу лучше на наших саночках, те верней.

К нам подбегают катальщики, а мы смеемся. Катают меня на «наших», еще на каких-то «растопырях». Катальщики веселые, хотят показать себя. Скатываются на коньках с горы, руки за спину, падают головами вниз. Сергей скатывается задом. Скатываются вприсядку, вприсядку задом. Кричат — ура! Сергей хлопает себя шапкой:

— Разуважу для масленой… гляди, на одной ноге!.. Рухается так страшно, что я не могу смотреть. Эн уж он где, катит, откинув ногу. Кричат — ура-а-а!.. Купец в лисьей шубе покатился, безо всего, на скате мешком тряхнулся — и прямо головой в снег.

— Извольте, на метле! — кричит какой-то отчаянный, крепко пьяный. Падает на горе, летит через голову метла.

Зажигают иллюминацию. Рычат гулкие горы пустотой. Катят с бенгальскими огнями, в искрах. Гудят в бубны, пищат гармошки, — пьяные навалились на горы, орут: «пропадай Таганка-а-а!..» Катальщики разгорячились, пьют прямо из бутылок, кричат — «в самый-то раз теперь, с любой колокольни скатим!». Хватает меня Сергей:

— Уважу тебя, на коньках скачу! Только, смотри, не дергайся!..

Тащит меня на край.

— Не дури, убьешь!.. — слышу я чей-то окрик и страшно лечу во тьму.

— Рычит под мной гора, с визгом ворчит на скате, и вот — огоньки на елках!..

— Молодча-га ты, ей-Богу!.. — в ухо шипит Сергей, и мы падаем в рыхлый снег, — насыпало полон ворот.

— Папаше, смотри, не сказывай! — грозит мне Сергей и колет усами щечку. Пахнет от него винцом, морозом.

— Не замерз, гулена? — спрашивает отец. — Ну, давай я тебя скачу.

Нам подают «американки», он откидывается со мной назад, — и мы мчимся, летим, как ветер. Катят с бенгальскими огнями, горят разноцветные шары, — и под нами, во льду, огни…

Масленица кончается: сегодня последний день, «прощеное воскресенье». Снег на дворе размаслился. Приносят «масленицу» из бань — в подарок. Такая радость! На большом круглом прянике стоят ледяные горы из золотой бумаги и бумажные вырезные елочки; в елках, стойком на колышках, — вылепленные из теста и выкрашенные сажей, медведики и волки, а над горами и елками — пышные розы на лучинках, синие, желтые, пунцовые… — верх цветов. И над всей этой «масленицей» подрагивают в блеске тонкие золотые паутинки канители. Банщики носят «масленицу» по всем «гостям», которых они мыли, и потом ужприносят к нам. Им подносят винца и угощают блинами в кухне.

И другие блины сегодня, называют — «убогие». Приходят нищие — старички, старушки. Кто им спечет блинков! Им дают по большому масленому блину — «на помин души». Они прячут блины за пазуху и идут по другим домам.

Я любуюсь-любуюсь «масленицей», боюсь дотронуться, — так хороша она. Вся — живая! И елки, и медведики. и горы… и золотая над всем игра. Смотрю и думаю: масленица живая… и цветы, и пряник — живое все. Чудится что-то в этом, но — что? Не могу сказать.

Уже много спустя, вспоминая чудесную «масленицу», я с удивленьем думал о неизвестном Егорыче. Умер Егорыч — и «масленицы» исчезли; нигде их потом не видел. Почему он такое делал? Никто мне не мог сказать. Что-то мелькало мне?.. Пряник… — да не земля ли это, с лесами и горами, со зверями? А чудесные пышные цветы — радость весны идущей? А дрожащая золотая паутинка — солнечные лучи, весенние?.. Умер неведомый Егорыч — и «масленицы», живые, кончились. Никто без него не сделает.

Звонит к вечерням. Заходит Горкин — «масленицу» смотреть. Хвалит Егорыча:

— Хороший старичок, бедный совсем, поделочками кормится. То мельнички из бумажек вертит, а как к масленой подошло — «масленицы» свои готовит, в бани, на всю Москву. Три рубля ему за каждую платят… сам выдумал такое, и всем приятность. А сказки какие сказывает, песенки какие знает!.. Ходили к нему из бань за «масленицами», а он, говорят, уж и не встает, заслабел… и в холоду лежит. Может, эта последняя, помрет скоро. Ну, я к вечерне пошел, завтра «стояния» начнутся. Ну, давай друг у дружки прощенья просить, нонче прощеный день.

Он кланяется мне в ноги и говорит — «прости меня, милок, Христа ради». Я знаю, что надо делать, хоть и стыдно очень: падаю ему в ноги, говорю — «Бог простит, прости и меня, грешного», и мы стукаемся головами и смеемся.

— Заговены нонче, а завтра строгие дни начнутся, Великий Пост. Ты уж «масленицу»-то похерь до ночи, завтра-то глядеть грех. Погляди-полюбуйся — и разбирай… пряничка поешь, заговеться кому отдай.

Приходит вечер. Я вытаскиваю из пряника медведиков и волков… разламываю золотые горы, не застряло ли пятачка, выдергиваю все елочки, снимаю розы, срываю золотые нитки. Остается пустынный пряник. Он необыкновенно вкусный. Стоял он неделю в банях, у «сборки», где собирают выручку, сыпали в «горки» денежки — на масленицу на чай, таскали его по городу… Но он необыкновенно вкусный: должно быть, с медом.

Поздний вечер. Заговелись перед Постом. Завтра будет печальный звон. Завтра — «Господи и Владыко живота моего…» — будет. Сегодня «прощеный день», и будем просить прощенья: сперва у родных, потом у прислуг, у дворника, у всех. Вассу кривую встретишь, которая живет в «темненькой», и у той надо просить прощенья. Идти к Гришке, и поклониться в ноги? Недавно я расколол лопату, и он сердился. А вдруг он возьмет и скажет — «не прощаю!»?

Падаем друг дружке в ноги. Немножко смешно и стыдно, но после делается легко, будто грехи очистились.

Мы сидим в столовой и после ужина доедаем орешки и пастилу, чтобы уже ничего не осталось на Чистый Понедельник. Стукает дверь из кухни, кто-то лезет по лестнице, тычется головою в дверь. Это Василь-Василич, взъерошенный, с напухшими глазами, в расстегнутой жилетке, в розовой под ней рубахе. Он громко падает на колени и стукается лбом в пол.

— Простите, Христа ради… для праздничка… — возит он языком и бухается опять. — Справили маслену… нагрешили… завтра в пять часов… как стеклышко… будь-п-койны-с!..

— Ступай, проспись. Бог простит!.. — говорит отец. — И нас прости, и ступай.

— И про… щаю!.. всех прощаю, как Господь… Исус Христос… велено прощать!.. — он присаживается на пятки и щупает на себе жилетку. — По-бо-жьи… все должны прощать… И все деньги ваши… до копейки!.. вся выручка, записано у меня… до гро-шика… простите, Христа ради!..

— Его поднимают и спроваживают в кухню. Нельзя сердиться — прощеный день.

Помолившись Богу, я подлезаю под ситцевую занавеску у окошка и открываю форточку. Слушаю, как тихо. Черная ночь, глухая. Потягивает сыро ветром. Слышно. как капает, булькает скучно-скучно. Бубенцы, как будто?.. Прорывается где-то вскрик, неясно. И опять тишина, глухая. Вот она, тишина Поста. Печальные дни его наступают в молчаньи, под унылое бульканье капели.

Декабрь 1927 — декабрь 1931